Галина Романова - Исповедь обманутой жены [litres]

Она даже не спросила, что именно он будет есть. Знала: есть Левкин будет все!

И с вопросами не лезла, пока он наедался. Еще бабушка ее учила: сытый мужик – добрый мужик.

– Кофе? – спросила она, когда он все смел с тарелок.

– Давай. – Глаза сытого Левкина сонно моргали. – Потому что боюсь, усну. А разговор у меня к тебе будет серьезный, товарищ капитан Артамонова Юлия.

– Ну-ну, товарищ лейтенант Левкин Андрей.

Она вылила ему остатки кофе из турки. Новый варить – много чести. Тем более, он явился, кажется, скандалить.

Если он решил, что за исчезновением стажерки из их отдела стоит она, и он собрался чинить разборки из-за этого, то просто вылетит сейчас отсюда пробкой. Просто без единого лишнего слова вылетит!

– Говори свой разговор, лейтенант, – потребовала Юля, когда он выпил кофе, а она вымыла всю посуду и села напротив. – И помни: у тебя не очень много времени.

– Времени у меня много. Я не собираюсь отсюда сегодня уходить, – объявил ее зарвавшийся любовник. – Ты же заметила, что я дверь закрыл на два замка. И ничего не сказала.

Отрицать было бессмысленно, они оба были полицейскими. Она промолчала, рассматривая его в упор.

Похудел за эти две недели, что они не пересекались в ее квартире. Дерганый какой-то.

– Так что ты хотел? – Она глянула на часы. – Утром на работу. Кстати, спать будешь на диване.

– Нет. С тобой! – громко возразил он и кулаком по столу стукнул.

– С чего это?

Она неподдельно удивилась. Даже глаза округлила, что редко себе позволяла, потому что знала, это ей не идет. Она делается похожей на сову.

– Потому что я соскучился. Потому что я изнервничался из-за этой дурацкой ситуации, – принялся перечислять Левкин, загибая пальцы.

– Ситуации?

– Да! Со стажеркой этой! Ты чего это, Юлька? Чего удумала? Ревновать?! С ума сошла, да?!

Он дернулся из-за стола, схватил ее за руки, поднял, прижал к себе. И втянул носом воздух, зажмуриваясь.

– Как я соскучился, Юль! – пробормотал он, пряча лицо в ее распущенных волосах. – Чего ты? С ума сошла, что ли?

– Я не ревновала вовсе. Глупости какие!

Она попыталась мотнуть головой. Попыталась отодвинуться. Он удержал. И славно! Ей именно этого и хотелось. Она ведь тоже соскучилась. Какие бы баррикады ни нагромождала в своей башке, правды-то это не прятало. Она скучала по Левкину. И еще как!

– Ревновала, ревновала, дурочка. И из-за этого мне пришлось на вагонных полках трястись. Э-э-эх, дурочка. – Он полез под ее пижаму, медленно двинулся в сторону ее спальни, увлекая ее. – Увела у меня из-под носа фигурантку. Отправила ее домой. Тайно! Скрыла вещдок. Юлия Васильевна, Юлия Васильевна, как же непрофессионально. Кстати!

Левкин швырнул ее на кровать, навис сверху.

– А вы знаете, товарищ капитан, что это очень серьезный проступок?

– Знаю.

Она наблюдала за тем, как он стягивает с себя джемпер через голову. И мысленно его поторапливала.

– Это нарушение!

– Знаю.

– Вас за это могут уволить, товарищ капитан. – Левкин расстегнул джинсы. – Если я расскажу.

– А ты расскажешь, лейтенант?

– Не знаю. – Он сморщил лицо, потянул за ее трикотажную штанину. – Где кружево, капитан? Где красивое белье? Что это за тряпки? Ой, не знаю, как реагировать…

Среагировали они оба. Одновременно. Так резко подались друг к другу, что стукнулись лбами. И потом, через полчаса, у обоих обнаружилось по крохотному синяку. Уснули, тесно прижавшись друг к другу.

Завтра. Она все ему расскажет завтра, решила Юля, засыпая. Сегодня слишком все хорошо, чтобы это портить.

– А мне плевать, знаешь! – Длинные рыжие волосы его жены плавно колыхнулись, когда она наклонилась над пепельницей, чтобы стряхнуть пепел с сигареты. – Плевать на этого чудного старика, который смотрит на меня, как на врага народа. Плевать на его престарелых подружек, которые следят за нами из окон. И даже на Валерию Лаврову мне плевать тоже. Она здесь никто. И звать ее никак. У нее вообще никаких прав на эту квартиру.

– Хорошо.

Он равнодушно пожал плечами. Он был рассеян. Он всегда таким становился, когда смотрел на нее. Когда ею любовался.

– Что хорошо? – Она поперхнулась дымом и разозлилась. – Что хорошо? Кому хорошо?!

– Нам хорошо, Яна. – Он миролюбиво улыбнулся. – Я не пойму, чего ты злишься? Если тебе на всех плевать, то с чего ты так злишься?

– А с того, идиот, что мне не плевать на то, куда подевалась эта скотина!

– Какая скотина? – спросил он тоном школьного учителя, задающего наводящие вопросы отстающему ученику.

Он знал свое дело. Он и в самом деле когда-то был школьным учителем. Это было очень давно. Более пяти лет назад. Он почти успел забыть, в какое тихое бешенство впадал, усаживаясь дома писать рабочие планы на завтра. Постарался забыть, как стискивал зубы, борясь с бешенством, когда с задней парты какой-нибудь скот отпускал мерзкие шуточки насчет его наметившейся проплешины на макушке. И уж точно никогда не вспоминал с тех пор, как хотелось ему наказать малолетнего обидчика.

Когда он встретил Яну, он забыл обо всем. И о том, что у него высшее педагогическое образование. И о том, что он из хорошей интеллигентной семьи. И особенно о том, что он очень некрасив внешне.

Помогла Яна. Она хорошо поработала над его памятью, заставив ее заткнуться.

– Какой педагог, Ваня? Ты издеваешься? – хохотала она в полный голос, прыгая на нем в кровати. – Как на это можно прожить?

Он соглашался. Денег, в самом деле, не хватало ни на что. Особенно на красивую жизнь для Яночки. И он послушно принял участие в ее играх, за которые великолепно платили. И за которые, с ее слов, не было никакой уголовной ответственности.

Его родители взбунтовались. Попытались вмешаться. И проиграли войну с его Яной. Он перешел на ее сторону. Залег в ее окопах. Родители отступили. И он о них забыл. И не очень печалился. Кому охота каждый раз при встрече видеть некрасивых пожилых людей, которые произвели на свет такое же некрасивое чудище. Им даже было невдомек, что чудище от этого страдало всю свою сознательную жизнь. И если бы не Яна, заставившая его взглянуть на себя другими глазами, кто знает, что с ним было бы!

Возможно, однажды нервы его не выдержали бы, и он, схватив за горло гадкого шутника с задней парты, просто придушил его.

Он же об этом не раз думал, чего уж…

– Какая скотина, Яночка? – повторил он вопрос, миролюбиво улыбаясь.

– Та самая, идиот, в чьей квартире мы живем. – Она вдруг устало замотала головой, зажмурилась. – Господи, как же я устала от всего! Как мне все надоело! И тебе разжевывать все в том числе! И бояться всего!

– А чего ты боишься, дорогая?

Иван встал с кресла, в котором жался от сквозняка, устроенного женой. Если она курила дома, то все окна были настежь. Он не выносил запаха табачного дыма, но молчал и терпел. И вонь, и холод. Потому что боготворил свою ненаглядную жену Яну.