Людмила Феррис - Синдром выгорания любви

— Хорошо. Ну так что с загсом? У вас паспорт с собой?

— Откуда? Я же в парк шел.

— Тогда давайте так: вы сейчас едете домой, забираете паспорт, вещи и назад, по этому адресу. А чтобы не сбиться с пути, я вам дам двух солдатиков, двух сопровождающих. Вещи помогут принести.

— Да у меня вещей немного.

— Ничего-ничего. У них служба идет. Они уже внизу вас ждут.

— Папа, может, Саша не хочет жениться, — подала впервые голос Клара. — А ты со своим воинским напором вздохнуть ему не даешь.

— Я что-то вас, молодежь, не понимаю. Ребенка вы умудрились сделать, никого не спросили, а в остальном сантименты разводите. Ребенку нужна семья, это первейшая и главная ячейка общества, а значит, и мать, и отец. И ты извини, дочь, мать-одиночка — это клеймо на всю жизнь. Я дочери своей этого не пожелаю. Я жизнь прожил и знаю, что говорю.

— Саша, что ты молчишь? — Клара не отставала.

Гулько понял, что ему отсюда живым не выбраться. Словно боевой танк шел на него на полном ходу, и нельзя было увернуться, избежать столкновения, а можно только одно: лечь под тяжелые гусеницы.

— Конечно, я хочу жениться на Кларе, — словно кто-то чужой произнес за него эти слова, и Саша понял, что это был его голос и его слова, просто он не расслышал их из-за шума и лязганья гусениц.

18 лет назад

Антонина сидела и ждала, когда женщины закончат секретничать на кухне. Она понимала, что сейчас ей скажет мать, в чем обвинит, и совсем будет плохо, если она все расскажет отцу. Как так получилось, что Прасковья Петровна застала их в постели? О чем она говорила с Никитой? Было обидно, что он никак не попытался защитить Тоню. Получается, что это она «соблазнила мальчика», а он тут не при делах.

— Мерзкая ситуация, — сказала она себе вслух. — Хуже некуда, сейчас мать начнет меня стыдить.

Дверь хлопнула и Тоня поняла, что соседка ушла.

— Как же так, доча? — Мать стояла на пороге ее комнаты.

— Как-то так.

— Ты его любишь?

— Люблю!

— Паша не хочет, чтобы вы встречались.

— Меня интересует не твоя Паша, а Никита.

— Паша считает, что ему надо, во-первых, закончить школу, а во-вторых, поступить в институт.

— Наши планы здесь совпадают. Мне тоже нужно закончить школу и поступить в медицинский. А потом мы поженимся.

— Если ты не завяжешь с любовью, с медицинским можно попрощаться.

— Скажи, как можно с любовью завязать, мам? Как?

— Я думаю, что встречи вам надо прекратить. Меня Паша просила с тобой поговорить.

— Мама, ты что так перед ней заискиваешь? Она всего лишь парикмахерша, человек, который стрижет волосы. У нее нет образования, как у вас с папой. Почему ты ее не выставила за дверь? Чего ты боишься?

— У тебя приступ юношеского максимализма, Тоня. С чего ты решила, что я заискиваю? Я уважаю ее профессию, связи, возможности. А у меня таких возможностей нет. Да и почему я должна ее выгонять, я, наоборот, чувствую себя виноватой. Это она застала мою дочь у себя в квартире за неприличным занятием.

— Значит, любовь — это неприлично?

— Ложиться с мальчиком в постель, когда у тебя еще нет аттестата, неприлично, — непререкаемым тоном произнесла мать. — Мне было неловко, стыдно.

— А ей не стыдно сюда приходить?

— Она мать, и она переживает за своего ребенка, за своего сына. И основания переживать у нее есть.

— Мама, ты можешь отчитаться перед своей Пашей, что провела разъяснительную беседу со мной. Только у меня к тебе большая просьба — не говори ничего отцу.

Через два дня Антонина встретила в подъезде Никиту.

— Ты куда исчез? Я звоню, мать твоя к телефону подходит, я тогда трубку кладу.

— Да понял я, что это ты звонила. Я тут, — Никита опустил глаза, — к отцовой тетке в Москву уезжаю. Отправляют меня родители. Мать говорит, что надо поступать в приличный вуз, да и в столице возможностей больше.

— Ты уезжаешь? Как? — она растерялась. Он не может уехать, а как же она, Тоня?!

— Родители меня отправляют.

— А ты, что ли, посылка? Отправляют!

— Не злись, Тонька. Я ведь никуда не исчезаю с земли. Ну подумаешь, до окончания школы поживу в другом городе. Потом ты ко мне приедешь. Мы же с тобой уже обо всем договорились.

— Это правда?

— Зачем мне трепаться? С матерью просто ругаться не хочу. Я пока от нее завишу.

— То есть как зависишь?

— Так же, как ты, — материально. Поэтому давай не ссориться с тобой, а договариваться. Письма еще никто не отменял. Буду тебе писать, и чтобы тут не смела без меня гулять ни с кем.

— Дурак! Да мне никто не нужен!

Вечером следующего дня Тонина мать как бы случайно обронила:

— Никита уехал в Москву с отцом. Будет там доучиваться, может, и правильно, Москва есть Москва.

— Я знаю, я закончу школу и тоже уеду к нему в Москву.

— Ну, поживем — увидим.

Через неделю Антонина обнаружила, что у нее образовалось море свободного времени и что по многим предметам ей нужно подтянуться. Учеба давалась ей легко, без напряжения, требовалось только учить предмет. Каждый день по нескольку раз она проверяла почтовый ящик и наконец увидела заветный белый конверт.

— Мама, Никита мне написал письмо, — поделилась она радостью.

— Ну вот, видишь, если чувства настоящие, значит, расстояние им не помеха. Только, пожалуйста, не расслабляйся, учись, поступить в медицинский всегда сложно. А может, ты передумала?

— Нет, не передумала. Я хочу стать врачом.

Антонина Котенкова хотела стать доктором с самого детства. Ей казалось, что это самая необыкновенная работа — облегчать страдания и спасать больных от смерти. Никаких знакомых врачей или врачей-родственников в их семье никогда не было, но Тоня знала, чувствовала, что это ее призвание. Мама по-прежнему ходила в парикмахерскую к Щукиной, а вот Прасковья Петровна к Котенковым ходить перестала и Тоню перестала замечать, как будто это не Тоня, а пустое место. Никита писал редко, сложно приживался в новой школе, да и в большом городе тоже. Часто писала Тоня, чуть ли не каждый день, и ей казалось, что она разговаривает с ним обо всем, и тоска немного отступала. За нею даже пытался ухаживать смешной и прыщавый одноклассник, который мог просто прийти к ней домой, сидеть с мамой на кухне и пить чай, а Тоня учила биологию у себя в комнате.

— Коля — хороший мальчик, — осторожно сказала мама.

— Я люблю Никиту, а Коля просто одноклассник, и приходит он, между прочим, к тебе, мамочка. Мне до него дела нет.

Вдруг от Никиты перестали приходить письма, как отрезало. Тоня «гипнотизировала» почтовый ящик.

— Ящичек, миленький, пусть Никита мне письмо пришлет! А то я ему пишу-пишу, а ответа нет.

Тем же вечером она не выдержала и, увидев во дворе Прасковью Петровну, чинно спросила: