Людмила Феррис - Синдром выгорания любви

— В тихом омуте черти водятся, — обычно отвечает ей Юлька.

Юлии Сорневой почему-то не жалко было Нину, а вот за Клару Андреевну сердце болело. Она помнила, как женщина ей позвонила после Юлькиной газетной публикации, наделавшей много шуму. Юля приготовилась услышать слова благодарности в свой адрес, но прозвучало совсем другое.

— Вы зря ворошили прошлое. Уже ничего не вернуть, ничего не изменить.

— Почему?! — возмутилась Юля. — А ваше честное имя? Вы же отсидели за чужое преступление!

— Сашу не вернешь. Старшая дочь у меня была инвалидом и умерла, младшую я тоже потеряла. Она ослеплена ненавистью.

— Ее можно хоть как-то понять, вы должны это сделать. Она защищала вас, мстила за вас, за своего отца.

— Александр Гулько не отец Нани.

— Что вы сказали? — Юлька подумала, что ослышалась.

— Александр Гулько не отец Нани.

— А кто же ее отец?

— Это неважно. Я звоню вам сказать, что вы зря ворошили прошлое, оно этого не прощает.

Юлька знала, что Нина Сергеева во всем призналась, но ее психика так сильно искалечена, что требуется врачебно-психиатрическая экспертиза.

Все это последствия Юлиного вмешательства в чужую жизнь, но Юля хотела справедливости, искала правду, спасла невиновного, а невиновному это оказалось не нужно. Она нашла убийцу, а убийца оказалась жертвой.

Тогда какой же смысл в ее работе? Может, то, что любит цитировать главред: «Как много можно совершить добра при помощи бумаги и пера», — к ней не относится? Она мыслила совершить добро, а теперь вокруг только разрушенные судьбы, боль и отчаяние. Справедливость восторжествовала в отдельно взятом доме престарелых? Только вот в самом здании ничего не изменилось — одинокие старики на пути ожидания смерти.

— Журналист Сорнева, вы у нас нынче в каком измерении? — Заурский смотрел на нее строго и выжидающе. — Ты, похоже, меня не слышишь? Я тебя с молодым человеком знакомлю, — шутя продолжал он.

— Можно я пойду, Егор Петрович?

— В смысле, куда пойдешь?

— Не знаю, домой, наверное. Пока домой, а там не знаю. Я устала, — она не обращала внимания на молодого человека, который растерялся.

Егор Петрович подошел к Юле и погладил ее по голове.

— Девочка моя, ты устала, ты очень устала, я понимаю. Такие стрессы пережить!

Юлька расплакалась, громко, во весь голос.

— У меня нет сил, Егор Петрович, нет сил. Нет сил, чтобы слушать других людей, чтобы любить. У меня нет сил ни на что…

— У тебя синдром выгорания, ты слишком много сил потратила на дом престарелых, на расследование, на материал.

— Это не имело смысла, Егор Петрович.

— Неправда, служение людям всегда имеет смысл. Людям нужно сострадание, участие, помощь в преодолении моря житейского. Тебе на эту работу хватает и сердца и сил, потому что без сердца здесь никак. Но надо выходить из этого пике. Ты делаешь все по самому большому счету, по внутреннему чувству долга. Ты у меня умница, ты настоящая.

Слезы на глазах высыхали, и она знала, что Заурский не будет просто так утешать и просто так хвалить, значит, она все делала правильно. Как он сказал, синдром выгорания? Нет уж, это не про нее, она не собирается выгорать, у нее еще хватит запала. Это временная усталость, и она пройдет.

— Может, я приду в следующий раз? — сказал Юрий Тарасов, о котором, как ему показалось, забыли.

— Нет уж, — произнесла Юлька. — Раз пришли, рассказывайте.

— Это как раз твоя тема, помнишь, ты мне говорила, как можно помочь одиноким старикам?

— Помню! — осторожно сказала Юля. — А вы, Тарасов, что предлагаете?

— Напугаешь мне молодого человека, — засмеялся Заурский. — У него отличная идея, инициатива, а ты как строгая учительница в школе спрашиваешь.

— Да все нормально, — Юрий заулыбался. — У вас тут, смотрю, работа нервная.

— Нервная, — согласился Заурский. — Давайте, Юрий, рассказывайте.

— Я хочу инвестировать в частный дом для престарелых. Мне в администрации уже предложили посмотреть бывшую базу отдыха в лесном массиве. Место красивое, тихое. Старые люди любят покой и красивый вид из окна. Обязательно должна быть большая столовая, питание четырехразовое. Ну и, конечно, солидное медицинское обслуживание и уход. Нужно подобрать персонал, люди должны быть терпеливыми, приветливыми, чуткими и внимательными. Ну, в общем все. Просто мы случайно с Егором Петровичем в администрации разговорились, он сказал, что мне нужно обязательно в редакцию приехать, и вот я здесь.

— Юрий, вы работаете волшебником, — Юля смотрела то на Тарасова, то на Заурского. — Егор Петрович, какой вы молодец, что нашли его!!! Вы, Тарасов, тоже молодец.

— Да я в Германии несколько лет жил, у меня там родители. Там дома престарелых — в «умных» домах, где компьютер включает и выключает свет, открывает окна. Там даже санузлы сделаны таким образом, что в душе можно мыться, не прилагая усилий.

— Вы откуда взялись, Тарасов! Вы нам очень нужны со своими идеями, умными туалетами. Как это все вовремя!

— То есть наша газета поддерживает этот проект?! — уточнил Заурский. — Будем писать, продвигать, помогать.

— Спрашиваете, Егор Петрович, конечно!

Когда встреча закончилась, исчезло и грустное Юлино настроение, ей некогда теперь хандрить, впереди такое интересное дело! Она вышла из редакционного подъезда и увидела Тарасова.

— Тарасов! Вы почему не идете домой?

— Я вас, Юля, жду. Хочу пригласить вас сегодня вечером в клуб, на вечеринку. Мои знакомые музыканты сегодня выступают, — было видно, что он волновался.

— В клуб???

Юлька поняла, что сейчас ей очень хочется в клуб, чтобы кричала, звенела музыка, и чтобы танцы до упаду, и высокие каблуки, и новое красное платье. И рядом Тарасов — человек-волшебник, человек-романтик, который, как и Юлька, хочет изменить мир в лучшую сторону.