Ричард Бротиган - Уиллард и его кегельбанные призы

Она знала, что всему есть свой конец.

Потом она подумала о стакане воды.

Боб, конечно, думал о греческой антологии.

«„Ты устрашён чрезвычайно“», – цитировал он про себя.

«Я хочу пить», – сказала Констанс.

«О БОЖЕ! БОУЛИНГОВЫЕ ТРОФЕИ ПРОПАЛИ!»

«Хочешь послушать ещё из греческой антологии?» – спросил Боб у Констанс. В руках он держал книгу. Она была 1928 года, издательства «Патнам» [20] Издательство «Патнам» – американское издательство, основанное Джорджем Палмером Патнамом в 1838 году. , из Лёбовской серии [21] Лёбовская серия – книжная серия, в которой представлены наиболее известные произведения древней греческой и латинской литературы, в настоящее время выходит в издательстве Гарвардского университета. Серия задумана и первоначально финансировалась банкиром Джеймсом Лёбом (1867–1933). Первый том серии издан в 1912 году, к настоящему времени выпущено более 500 томов. Произведения греческих авторов публикуются в книгах с зеленой обложкой, латинских – с красной; в каждой книге представлены оригинальные тексты с параллельным переводом на английский язык. , с золотым тиснением на тёмной обложке. У него имелись все три тома греческой антологии, но ему никогда не удавалось за раз найти больше одной книги. Они все исчезали и появлялись в доме таинственным образом.

Страницы книги пожелтели от времени, у книги был тот пыльный запах, от которого некоторые люди грустнеют без видимых причин. Рваные оконные шторы в старых заброшенных домах оказывают на определённых людей тот же эффект.

«Да, – сказала она. – Это было бы неплохо», – но, по правде говоря, ей было плевать на греческую антологию. Всё, чего ей хотелось, – это стакан воды.

«Дай мне сходить за стаканом воды, – сказала она. – Я пить хочу». Она попыталась встать с кровати.

«Нет, давай я, – сказал Боб, – оставайся на месте».

Он отложил книгу, встал с кровати и вышел из комнаты. Ей хотелось самой взять стакан воды, но он ушёл прежде, чем она успела что-нибудь сказать. Она, правда, хотела пить и не желала доверять это его абсурдности. Она гадала, сколько ему потребуется, чтобы добыть стакан воды, то есть, вспомнит ли он, за чем пришёл на кухню, когда там окажется.

Констанс была права.

Десять минут прошли, прежде чем он вернулся.

Десять минут прошли медленно, потому что она очень хотела пить. В этот вечер она долго была заткнута. Констанс посмотрела на книгу на кровати. Она, было, подобрала её, но в последний момент отдёрнула руку. Она ненавидела греческую антологию, потому что та составляла значительную часть несчастья, окружавшего их. Для неё эта книга древней поэзии была симптомом бородавок.

Вдруг ей захотелось выбросить книгу в окно и смотреть, как та приземлится в вечернюю гущу машин, но она тут же передумала, ещё когда книга падала у неё в голове. Она снова принялась гадать, что задержало его на кухне. Стакан воды обычно простое дело. Она опять загрустила.

Десять минут прошли.

Констанс собралась вставать с кровати, потом услышала идущего по коридору Боба, и осталась там, где была, коротая последние секунды ожидания.

«Вот ты где, – сказал Боб, улыбаясь. В его руке был бутерброд. – Славный бутерброд с ореховым маслом и клубничным джемом. Он разберётся с твоим голодом».

Боб протянул Констанс бутерброд.

Она уставилась на него.

В ночь украденных боулинговых трофеев, откуда ни возьмись, разразилась буря с громом и молниями. Братья Логаны глядели на пустой шкаф неверящими глазами, а над ними от грохота кегельного грома и молний, подобных безумным боулинговым шарам, содрогалось небо.

Буря была идеальной игрой на 300 очков.

Ненависть овладела кровью братьев Логанов, пока они смотрели на пустой шкаф. Кто бы ни взял трофеи, – не оставил ни единого, не проявил такой любезности. Что за ублюдки!!! и теперь они поставили себя за грань человеческих законов.

Братья Логаны дали зарок отомстить.

Их мать держала в руках семейную библию, а братья Логаны мрачно клялись найти украденные боулинговые трофеи и вернуть их на законное место, в дубовый шкаф родительского дома, сколько бы на это ни потребовалось времени и каких бы лишений им ни пришлось перенести. Буря сотрясала дом.

Их мать плакала, не выпуская библии.

Их отец уставился в пол, мечтая поработать над трансмиссией.

Сёстры Логанов были, конечно, где-то ещё, и снова делали вместе то, что сделали до этого семь раз. Если бы в книге мировых рекордов Гиннесса [22] Книга мировых рекордов Гиннесса – ежегодный сборник мировых рекордов, достижений человека, животных и природных величин. Впервые опубликована в 1955 году по заказу ирландской пивоваренной компании «Гиннесс». была категория для того, что они делали, они бы поставили рекорд.

Их отец мечтал о том, чтобы жизнь была проста, как трансмиссия.

Как жаль.

Пятьдесят или около того боулинговых трофеев и крупная птица из папье-маше способны занять в комнате много места, и именно это они и делали, стоя все вместе в гостиной квартиры где-то в Сан-Франциско.

В комнате также имелись два кресла и диван, фонограф [23] Фонограф – устройство для воспроизведения звука с пластинок, граммофон, проигрыватель. и телевизор, который не работал, но Уиллард и боулинговые трофеи делали их почти невидимыми, как если бы в комнате отсутствовало всё, кроме Уилларда и трофеев.

Дело в индивидуальности. Незнакомцы войдут в комнату и скажут: «Боже мой, что это?» – указывая на Уилларда и его боулинговые трофеи. «Это Уиллард и его боулинговые трофеи», – всегдашний ответ. «Уиллард и его что?»

«Боулинговые трофеи».

«Значит, боулинговые трофеи?»

«Да, боулинговые трофеи».

«Что он с ними делает?»

«А что такое?»

Пока Констанс ела бутерброд с ореховым маслом и клубничным джемом, Боб читал ей кое-что ещё из греческой антологии, не зная, что для неё это невыносимо, какими бы красивыми, трогательными или мудрыми ни были эти стихи. Для неё они были всего лишь тенью бородавок.

«„Я знаю пение всех птиц“», – процитировал он, держа книгу в руках, лёжа с Констанс голышом на кровати. Они пока так и не оделись. У обоих были красивые тела.

«Разве не прекрасно? – сказал он. – Это всё, что осталось от стиха. Интересно, что случилось с остальной его частью. Так много всего может произойти за две тысячи лет. Войны и, знаешь, всё такое прочее. Эпидемии, и страны, и целые цивилизации уходят. Наверное, это был прекрасный стих».