Николай Гацунаев - Дело уголовного розыска [Невыдуманные рассказы]

— Александр Александрович? Добрый день. На прошлой неделе я просил вас подготовить доклад о ходе работы по оставшимся нераскрытыми убийствам. Вы готовы?

— Конечно, Борис Ильич.

— Тогда я вас жду.

— Буду через три минуты.

Булатов опустил трубку и невольно покосился на часы. Начальник отделения по предотвращению и раскрытию убийств майор Разумный славился пунктуальностью. Не изменил он своей привычке и на этот раз.

Они обменялись рукопожатием. Разумный сел к приставному столу, опустил на него папки.

— Слушаю вас.

— Общее число нераскрытых убийств прошлых лет по республике значительно сократилось благодаря активизации работы наших аппаратов в истекшем 1949 году. К сожалению, некоторые преступления не только не раскрыты, но и находятся за пределами внимания отделов уголовного розыска некоторых областей республики. В Ташкенте дела обстоят лучше. Надеюсь, что убийство неизвестного на Иски-Джува, по невыясненным мотивам, и убийство Терентьева на улице Урицкого, совершенное явно с целью ограбления, будут раскрыты в ближайшее время. Идет сбор доказательств, необходимых для получения санкции на арест подозреваемых. Вот наблюдательные дела, из которых видно…

— Наблюдательные дела оставьте мне, я познакомлюсь с ними. Как с другими делами по Ташкенту?

Плохо с раскрытием убийства у Караван-сарая, на улице Фигельского против спирто-водочного завода.

— Бывшего Первушинского.

— Да, товарищ полковник.

Знакомые места. Улицу Фигельского старожилы до сих пор называют Первушинской… Так что там?

— В конце 194 7 года, при аварийном ремонте теплофикационной магистрали, идущей над Саларом, рабочие обнаружили труп мужчины, зацепившийся за одну из средних свай моста, соединяющего улицу Куйбышева с Куйбышевским шоссе.

— Помню. Я был тогда в длительной командировке и не сумел детально ознакомиться с этим делом…

— Судебно-медицинская экспертиза установила, что в легких погибшего воды нет. Иначе говоря, человек был сброшен в реку уже мертвым. Однако каких-либо наружных прижизненных повреждений, следствием которых явилась смерть, обнаружено не было. Не обнаружено ничего в сердечно-сосудистой системе, в желудочно-кишечном тракте, печени, почках. Экспертиза установила, что тело пробыло в воде не менее трех недель, и определила возраст покойного — 55–60 лет.

— И что же дальше?

— Исследованием занялся главный судмедэксперт республики Леонид Владимирович Шифрис. В результате ряда химических реакций, биолого-бактериологических анализов он установил, что смерть наступила в результате отравления цианистым калием…

Разумный полистал дело и продолжил:

— Личность покойного установить не удалось, так как никаких документов при нем обнаружено не было. Возникла версия, что смерть неизвестного произошла на территории ТашМИ, в одной из его клиник, где он отравился, или был отравлен, после чего труп был брошен в Салар. Проплыв по реке мимо Караван-сарая, тело застряло под мостом. Эта версия в различных вариантах была тщательно отработана, но не продвинула дело ни на шаг.

— Были и другие версии?

— Мы подсказывали работникам уголовного розыска города, что нужно отработать версию о возможном умертвлении неизвестного на территории Караван-сарая.

— И что же?

Разумный пожал плечами.

— Отклонили. Дескать, откуда у тамошних бродяг цианистому калию взяться?..

— Ясно… — задумчиво проговорил Булатов. — А зря. По-моему, версия заслуживает внимания. Ну, а что насчет второго убийства?

— Оно тоже связано с Караван-сараем. Труп опять-таки неизвестного мужчины, по внешнему облику и одежде типичного бродяги, обнаружен в начале лета 1948 года на улице Фигельского у самых ворот Караван-сарая. Смерть наступила от удара твердым предметом по голове.

— Понятно. Оставьте мне и эти наблюдательные дела. Прочитаю их, подумаю. Завтра продолжим беседу.

Разумный встал, положил на стол перед Булатовым оставшиеся у него две папки и сказал:

— По-моему, Борис Ильич, главная беда в том, что у отдела уголовного розыска города нет в Караван-сарае надежного человека, на которого можно было бы опереться…

— Вы, пожалуй, правы, тут есть над чем подумать. А пока до свидания. До завтра.

Утром следующего дня, предупредив дежурного, что задержится на часок, Булатов поехал по улице Карла Маркса до ТашМИ, затем направо по улице Фигельского вдоль Салара, а затем через мост по улице Куйбышева. Проехав спирта-водочный завод, он попросил остановиться и подождать его возвращения.

Никто из встречных не обратил внимания на гражданина лет сорока, в сером костюме, который шел по тротуару, внимательно приглядываясь к заводским строениям, капитальному кирпичному забору, ограждавшему заводскую территорию со стороны Салара. Остановившись на мосту, он некоторое время рассеянно рассматривал противоположный берег, как попало застроенный множеством хибарок, и теплофикационные трубы диаметром примерно 20–25 сантиметров, протянутые над рекой.

Даже самый проницательный человек ни за что не угадал бы в этом благодушном, лениво облокотившемся на перила гражданине начальника уголовного розыска республики. А между тем кое-кто из обитателей этих трущоб не без оснований предпочел бы держаться от него подальше.

Постояв некоторое время на мосту, Булатов, не спеша, прошелся по улице Фигельского, заглянул в ворота, оставшиеся еще с тех времен, когда здесь действительно располагался Караван-сарай, и повернул обратно.

В своем кабинете, прочитав, как обычно, сводку об уголовных преступлениях по республике и отдельно по городу Ташкенту, Булатов задумался…

Места, где он только что побывал, были ему памятны.

В годы войны ему довелось участвовать в ликвидации банды, созданной в Ташкенте изменником Родины немецким агентом Семенченко, который организовывал разбойные нападения и грабежи в целях создания неуверенности и беспокойства среди населения. Банда действовала по всему городу, но логово ее было здесь, в Караван-сарае.

Караван-сарай… Когда-то очень давно здесь действительно останавливались караваны. Об этом напоминают древние, тысячу раз ремонтированные и переделанные ворота. В конце прошлого века заброшенный пустырь на дальних подступах к городу стал постепенно застраиваться. Тут находил пристанище в основном пришлый люд, который по разным причинам не мог селиться в городской черте. Это были разорившиеся дехкане, мардикеры, бездомные бродяги, личности с темным прошлым.

Пустырь застраивался бессистемно, каждый строил как мог и что мог, и Караван-сарай, как по старой памяти стали именовать поселок, представлял собой скопище хибар и лачуг, немыслимый лабиринт узеньких улочек, переулков и тупиков, в котором порою путались сами аборигены.