Надежда Черкасова - Убить куклу

Лера не помнила, как доплелась до квартиры. Молча прошла мимо Павла, направилась в спальню и без сил повалилась на кровать.

— Что это с тобой? На тебе лица нет! Заболела, что ли? Но ведь ты никогда не болеешь. Не хватало мне еще в лазарете жить! Ты сначала еду мне приготовь, а потом лежи сколько хочешь.

— Сам приготовишь, не маленький.

— Не понял! Это что же — бунт на корабле?!

Павел все же прав, как ни странно. Весь год она кормила его почти из ложечки и так приучила к роли потребителя, что он и в самом деле умрет с голоду, если Лера ничего не приготовит. А если не умрет? Может, провести эксперимент? Конечно, лучше накормить, может, тогда он наконец сядет за письменный стол, а Лера хоть немного отдохнет от случившегося. Но сил нет подняться.

— Так и будешь лежать?

— Так и буду.

— Тогда я иду в ресторан… Мне нужны деньги.

— На ресторан у меня денег нет.

— А если я поищу?

Лера уже пожалела, что перечит ему. Теперь Павел выгребет из кошелька все деньги, что найдет, и промотает. Так уже было, и не раз. Ну и пусть! У Леры нет сил даже на возмущение, так она устала.

Вот сейчас хлопнет за ним входная дверь, и Лера погрузится наконец в глубокий сон. За все в жизни приходится платить, даже за отдых, который она и без того заслужила, и за спокойный сон. Платить, конечно, придется, но не ценой же назревающего недовольства и последующих обид на ровном месте? Как малое дитя, честное слово! Впоследствии Лера всегда жалела, что из голого принципа шла мужу наперекор, так как все равно оказывалась крайней и виновной во всех грехах.

В квартире воцарилась гробовая тишина, которая совсем не способствовала засыпанию. Почему Павел не уходит? Может, обиделся на нее и улегся на диван, лицом к стенке, как это делал частенько, пытаясь пробудить в Лере чувство вины? И пробуждал же! Потому что понимал, что Лера никогда не допустит, чтобы он на нее обижался. Ведь при этом Лера чувствовала себя чуть ли не монстром. Неужели она его так сильно любит, что позволяет из себя веревки вить?

Помучившись еще немного и поняв, что заснуть не удастся, Лера поднялась. Ладно уж, сама виновата, что превратилась в няньку. Тем более что ей ничего не стоит приготовить что-то вкусненькое для мужа, похоже, очень любимого, если она готова пойти на что угодно, лишь бы сделать его драгоценную жизнь более комфортной. Да, она бесконечно любит этого большого и капризного ребенка. А на детей, как известно, не обижаются, особенно на своих.

Все время — он, он и снова он, а когда же Лера хотя бы разок вспомнит о том, что и у нее есть какие-то потребности и желания? Может, ждет, пока в муже проснется былая любовь, которая теперь спит без задних ног? Не все же думать только о себе, любимом! Долго же ей придется ждать! Ну почему же долго? Как только у Павла в кармане зазвенят монеты, он снова превратится в щедрого и заботливого мужа. А если Лера ему не поможет, книгу он никогда не напишет, а значит, и денег ему не видать, как… Ну, в общем, лучше ей подняться, пока великий писатель не умер с голоду. И опять Лера мысленно поругала себя за ехидство, как делала это постоянно.

Она прошла по коридору в сторону кабинета, мельком отметив, что ее сумка с комода возле входной двери исчезла. Постояла немного у комнаты Павла, прислушиваясь, постучала и, не услышав ни звука в ответ, вошла. Павел и в самом деле лежал на диване лицом к стенке, а на полу возле него валялась выпотрошенная сумка. Неужели кошелька не нашел? Так вот же он лежит, рядом с сумкой.

— Паша, с тобой все в порядке? Ты не обижайся, просто я сегодня совсем вымоталась на работе: отчеты, выяснения отношений с коллегами и начальством — кто что сказал и кто не так на кого посмотрел — и прочие радости чисто бабского коллектива. На работу уходит в два раза меньше времени, чем на сплетни и склоки. Да еще эта трагедия в парке… Что с тобой — ты себя неважно чувствуешь или просто голоден? Так я сейчас что-нибудь вкусненькое приготовлю. Что ты хочешь?

Леру охватила жалость к этому ранимому и излишне эмоциональному здоровяку, которого с детства не научили любить кого-то, кроме себя. И она, выйдя за него замуж, только усугубила его и без того незавидное положение.

— Ты меня слышишь, Паша? — Лера склонилась и через плечо заглянула в лицо мужа.

То, что она увидела, не поддавалось никакому объяснению: расширенные от ужаса глаза, перекошенный в гримасе рот. Лера развернула неподвижное тело на спину, и взгляд Павла уперся в потолок.

— Павел, да что с тобой?! — Лера потрясла мужа за плечи, похлопала по щекам, но он никак не отреагировал.

Лера бросилась вызывать «Скорую». Пока ждала, чего только не передумала: и сердечный приступ, и инфаркт, и инсульт. Сунула ему в рот капсулу нитроглицерина и принялась растирать щеки, грудь, ледяные руки. К ногам положила горячую грелку.

Через двадцать минут она сопровождала Павла в больницу и никак не могла поверить в то, что здорового, в общем-то, на вид и никогда не жалующегося на сердце мужчину может хватить удар. Да с чего, с какого такого, как говорится, перепугу? Жил себе, не тужил, на всем готовом, работой не перегружен, эмоциями не перенапряжен, ухожен и окружен любовью — чего же еще-то не хватало?

Павел начал осознавать происходящее вокруг только на следующий день. Лера пыталась его о чем-то спрашивать, но он упорно молчал, не желая разговаривать. А в глазах застыла такая вселенская тоска, что Лера снова и снова чувствовала себя виноватой. И теперь вина нависала над ней огромной глыбой, грозящей раздавить своей тяжестью до пылинки.

Вечером приехала для серьезного разговора встревоженная свекровь.

— Лера, я не знаю, что произошло между вами, но Паша в таком ужасном состоянии, что я требую объяснений! — Вера Павловна едва сдерживала слезы.

— Я не знаю, почему это с ним случилось. Мы немного повздорили, но ничего серьезного.

— Повздорили?! Ты что — тетка необразованная? Да как можно с ним поссориться, скажи пожалуйста?! У Паши душа светлая, как у ребенка, и она нуждается в защите. Женившись на тебе, он распахнул душу перед тобой, а что сделала ты? Ворвалась в нее, исковеркала и считаешь, что не произошло ничего серьезного?!

— Да, я согласна, что не была с ним достаточно терпеливой. И я очень раскаиваюсь.

— Раскаиваешься — и только?! А ты знаешь, сколько теперь нужно денег, чтобы Пашеньку на ноги поставить? Он почти парализован, даже говорить не может! — И Вера Павловна дала волю слезам.

— Вера Павловна, я люблю Пашу и все сделаю для того, чтобы он поправился. Я найду еще одну работу. Буду работать день и ночь.

— Да разве столько заработаешь?! Придется мне свою квартиру продавать, не иначе… Пойду я. Что-то мне нехорошо. Как бы самой не свалиться. Кто тогда за ним присмотрит? Знаешь, не для того я растила и лелеяла сына, чтобы какая-то безродная девка угробила его скандалами. Я знаю, что сделаю: в суд на тебя подам! Он, живя с тобой, стал калекой. Надо же, инвалид в тридцать три года! Да я тебя в тюрьму за него упеку, так и знай!