Елена Арсеньева - Перстень Андрея Первозванного

Альбина протиснулась к заднему окну, пристроила цветы у самого стекла, за поручнем. Как ни странно, им даже в этой давке ничего не сделалось. Хотя теперь это не имело никакого значения. И зачем она вообще потащила их обратно? Надо было оставить где-нибудь на лавочке в больничном садике. Не домой же нести, мучиться от несбыточных мечтаний!

Она бездумно смотрела в грязное стекло на белый внедорожник, который пристроился за троллейбусом и не отставал, только вдруг начинал иногда сигналить. Тесно ему, что ли? Ну и обогнал бы, дорога вон совершенно свободная. Смешно!

Смешно было так же и то, что сидевший за рулем машины беспрестанно махал рукой. Солнце било прямо в ветровое стекло автомобиля, Альбина ничего не видела, кроме блескучего светового пятна, однако эти махания ужасно ее раздражали. Тоже мне, каскадер – вести машину одной рукой. А может, он просто выставляется, потому что кто-то смотрит на него? Она отвернулась в сердцах – и в ту же минуту в боковом стекле увидела белый внедорожник, который пошел на обгон троллейбуса, отчаянно при этом сигналя. В следующее мгновение Альбину вместе с толпой пассажиров резко бросило вперед: троллейбус внезапно затормозил.

– Ой, что ты творишь, не картошку все-таки везешь!

– Да он не виноват, его какой-то козел подрезал.

– Ух, эти лихачи, всех бы их строем на лесоповал!

– Да ему что-то надо, этому парню, он с водителем говорит, – раздавалось на разные голоса.

Лязгнули, открываясь, двери.

– Что, авария? Не поедем дальше? – громко заволновались кругом, и вдруг голос, усиленный микрофоном, перекрыл шум:

– Альбина! Альбина, выйди, пожалуйста! Это Герман.

У нее ослабели ноги. Было такое ощущение, что внутри костер вспыхнул. Лицо запылало так, что люди начали на нее оборачиваться: может быть, их тоже обжигало пламенем этого костра?

– Альбина! – снова раздался голос. – Пожалуйста, выйди, я же тебя видел на задней площадке!

Кто-то пихнул Альбину в бок. Маленькая накрашенная девица смотрела во все глаза:

– Ну иди, чего стала? Он же тебе всю дорогу из машины махал, а ты как деревянная. Я думала, он мне машет…

– Идите, идите, девушка, не задерживайте. И так сколько ждали этого троллейбуса, а теперь еще из-за вас стой тут! – загомонили вокруг.

Альбина ринулась к дверям.

– Эй, цветы!

Та же девчонка протянула ей букет, вытаращив глаза при виде стоящего на обочине Германа.

– За-ши-бись! Везет же людям! Иди скорей, а то я вместо тебя пойду. Эй, а ты уверен, что тебе нужна именно Альбина, а не Томка?

Герман только рукой ей помахал, и двери сомкнулись за спиной Альбины – прямо перед Томкиным носом.

– Давай по-быстрому в машину, а то троллейбусу меня не объехать, – потащил ее вперед Герман.

Вскочили во внедорожник, и тот, прощально посигналив, рванул с места.

Альбину прижало к спинке. Сидела прямая, как палка, уронив на колени букет, ошеломленно глядя вперед.

– Может, поздороваемся? – сказал Герман, заруливая в первый же «карман». Заглушил мотор и повернулся к Альбине.

Она отпрянула, выставила перед собой букет, как щит:

– Здравствуйте. Это вам.

Он мгновение смотрел на нее, потом взял букет.

– Спасибо.

Перегнулся через сиденье, подал Альбине что-то… невероятное, зелено-алое.

– А это вам.

Роза! Одна роза – на длинном стебле, полураспустившаяся, влажная, благоуханная, алая, как…

Альбина смотрела на нее завороженно, боясь прикоснуться. Потом робко протянула руку, взяла – и ойкнула, уколов пальцы.

– Давай ее лучше вот сюда положим, хорошо? – Роза легла рядом с гвоздиками под ветровое стекло. – Ей только в вазе стоять, такой колючей.

Теперь между ними уже ничего не было, никакой защитной стены.

Альбина нервно сплела пальцы.

– Как ты… как вы?..

– Хочешь спросить, как я здесь очутился? – кивнул Герман. – Тебя ждал. Девочки в приемной мне сказали, что ты обычно приезжала между четырьмя и пятью, ну, я и окопался там где-то около четырех. Смотрел во все глаза, а увидел тебя уже на остановке, и троллейбус подходит. Ну, я и рванул. Конечно, в крайнем случае я бы тебя завтра на работе нашел, но мне хотелось с тобой еще сегодня увидеться.

– Зачем? – шевельнула губами Альбина.

– Что – зачем? Увидеть? Н-ну… – Он поглядел исподлобья. – Я же не спрашиваю, зачем ты каждый день… кстати, как ты узнала, что я больше всех цветов люблю белые гвоздики?

Альбина зачем-то покачала головой.

– Все-таки поздороваемся? – спросил Герман, беря ее за плечи и медленно привлекая к себе.

У Альбины так дрожали губы, что пришлось прижать их ладонью. Герман легко коснулся ее щеки, заглянул в испуганные глаза:

– Ты что?

Она опять покачала головой.

– Ну ладно, поехали.

Никто не знает, каким усилием удалось подавить слезы. Что она наделала?! Все испортила, все.

– Ты не торопишься? – спросил Герман, выбираясь на дорогу. – А то я хотел тебя домой пригласить, в гости. Мы с отцом холостякуем, вот такие дела.

– Почему… – слабо шепнула Альбина.

– Все тебе расскажи! – усмехнулся он. – Сестру и маму мы еще в марте отправили… в Африку. Нет, правда! – встрепенулся он, заметив недоверчивое движение Альбины. – Там живет мой самый близкий друг, он настоящий африканский колдун и родственник Пушкина, и если кто-то в мире способен привести Ладу в себя, так один он. Жалею только, что сразу ее туда не отправил. Да я чистую правду говорю, ну что ты так на меня смотришь, будто ни одному слову не веришь? – воскликнул он с досадой.

Альбина и правда не могла поверить. Только не ему – судьбе. И ее «почему» относилось отнюдь не к отъезду матери и сестры Германа!

– Как ты теперь себя чувствуешь? – попыталась она перевести разговор на безопасную тему, надеясь, что Герман начнет рассказывать, рассказ займет всю дорогу – и это даст Альбине время собраться с мыслями, а главное – не позволит слишком разыграться воображению по поводу этого внезапного приглашения. Подумаешь, в гости позвал, что тут особенного?

Герман, впрочем, не спешил с ответом. Покосившись, Альбина увидела, как щека его задергалась.

– Чувствую себя последним трусом и никчемной тряпкой, – сухо ответил он. – Чувствую себя мерзкой тварью, которая только и способна, что убивать под покровом ночи, как раньше писали в романах, а теперь это звучит проще и точнее – убивать из-за угла. А когда пришлось оказаться с этими мерзавцами лицом к лицу, я ничего не смог, только ходил из угла в угол, как баран, подчиняясь их приказам, и даже подумать невыносимо, до чего я мог бы дойти, не вмешайся тогда Саша-Афганец, царство ему небесное.

Альбина так стиснула кулаки, что ногти вонзились в ладони. Пожалуй, это движение следует взять на вооружение: уже готовые прорваться слезы приостановились где-то на уровне нижних век. Теперь главное – не наклонять голову, чтобы не пролились.