Алексей Мальцев - Тайна речного тумана

– Мы, кажется, медики, и должны трезво и прагматично относиться к подобным фактам, – неожиданно заявила Элла, Петр даже перестал жевать. – Люди смертны, живая ткань подвержена старению и, как результат этого старения, – смерти. От этого никуда не уйти, эликсира вечной молодости, «средства Макропулоса» пока не изобрели. Да, романтичного в смерти мало, но… это данность, объективная реальность. Поэтому…

– Ты еще скажи, данная нам в ощущении, – вставил злобно Михась. – Мы, медики, должны трезво и прагматично… сидеть сложа руки и ждать своей участи. Между прочим, Лизавету до сих пор не нашли. Никто не знает, жива ли она…

Петру вдруг пришла в голову мысль: если Матарас умер от капельницы, то какая кровь стекала с Эллы в душе? И чья была кровь на ноже, с которым она ночью бродила по палубе? Ведь не в кетчупе же, в конце концов, она измазалась!

И где этот самый нож? По идее, Элла с ним должна была вернуться в каюту. Увы, он не видел – с ножом или без него – вернулась в каюту его бывшая супруга.

– Кстати. – Серж неожиданно поднял руку с вилкой. – Не мешало бы уточнить, кто последним видел Лизавету…

– Очень интересно, – живо отреагировал Михась. – Давайте вспоминать. Я с ней общался на палубе часов в десять вечера, когда вышел покурить. Меня, кстати, видел наш Пуаро.

Петр почувствовал, как краснеет. Скорее всего, последним Лизавету живой видел именно он. Причем при очень пикантных обстоятельствах.

– Что-то наш Эркюль помалкивает, – произнес вкрадчиво Серж. – Мы тут надрываемся, версии выстраиваем, а он сидит, ухмыляется в свои бельгийские усы, хотя наверняка знает гораздо больше нас. Это, в общем-то, его работа. Пусть ответит хотя бы на такой простой вопрос: когда он видел последний раз Лизавету? Что-то подсказывает мне, ему есть что сказать.

Все повернулись к Петру. Он понял, что дальнейшее молчание сделает его лицо точным подобием свеклы, тяжело поднялся и в наступившей тишине произнес:

– Мне скрывать нечего. Да, Лизавета провела ночь у меня в каюте.

Вздох, пронесшийся по ресторану, его ничуть не удивил, он понимал, что сказанное для многих – как снег на голову. А для таких, как Михась, например, – как красная тряпка для быка. Вон как набычился! Жаль, что из-за нарастающего гула не слышно, как скрипят его зубы.

Этот гул должен был вот-вот разразиться взрывом всеобщего негодования. Это почувствовал Серж и вскочил с поднятыми руками:

– Коллеги! Друзья! Давайте дадим выступить Фролову, давайте сначала послушаем, а потом начнем прения. Говорите, подсудимый!

– Уверен, вы знаете, по крайней мере многие из вас, – начал Петр, не обратив внимания на подкалывание Гамаюна, – что мы с Эллой в разводе. Поэтому свободны в отношениях… Вчера у нас с Лизаветой возникла симпатия, причем взаимная…

– Ой, что делается, что делается, – заворковала староста, потом, перекрикивая всеобщий гвалт, вскочила со стула и начала курсировать между столиками. – Меня сегодня допрашивал, я так доверительно все поведала, как на духу… Вроде все понял. Я доверилась тебе, разоткровенничалась. А сам-то! Куда мир катится! Петя, и ты такой же? Ну, дела! Черт-те что!

– Кто еще желает высказаться о том, как я низко пал в его глазах? – жестко поинтересовался Петр, стараясь не смотреть в глаза Элле. – Давайте смелее, другого подходящего момента не будет. Швыряйте в меня камни, ну! Вытерплю!

Сидевший за соседним столиком Михась гневно раздувал ноздри, играл желваками, дергал кадыком. Он готов был сжечь Петра своим взглядом, но воспламеняющие способности его, похоже, в это утро подвели.

– Я хочу высказаться… – голос супруги прозвучал тихо, но гвалт смолк, будто сказанному сопутствовала вспышка мощного биополя, заставившая всех замолчать.

Петр почувствовал, как колотится сердце в груди, и десять раз пожалел, что признался во всеуслышание. Пусть бы сидел, как помидор, но молча, стиснув зубы. Пусть бы умер от стыда, только бы не слышать всего этого.

– Может, не стоит? – пробормотал он тихо, чтобы слышала только Элла.

– Почему же? По-моему, самое время, – громко ответила она. – Это я настояла, чтобы мы с Петром продолжали изображать супружескую пару. Ему я сказала, что опасаюсь ненужных расспросов, что вы вряд ли в курсе. У всех дела, заботы, какое вам дело до наших взаимоотношений. Но это не так. На самом деле у меня была… другая цель.

Петр услышал странный звук и не сразу понял, что это скрежещут его зубы. Быстро сел, налил себе минералки и залпом выпил. Он не узнавал свою супругу. Всегда скрытная, недоверчивая, предпочитавшая смолчать, она выворачивала душу наизнанку перед людьми, которых не видела долгие годы! Кто-нибудь сможет объяснить ему, что за метаморфоза произошла с ней за эти полгода, что они не вместе? Кто ее перекодировал? Казалось, не только он мучился этим вопросом – все сидели, в буквальном смысле раскрыв рты, и завороженно слушали.

– И какова же была истинная цель вашей авантюры? – наигранно продекламировал Серж в полной тишине. – Поведайте суду присяжных!

– Ах ты гнида! – Петр рванулся к гинекологу, сжав кулаки, но оказавшийся поблизости официант схватил его за плечи, потом подбежали другие и усадили Фролова на место. На Сержа все зацыкали, кто-то из женщин даже замахнулся, чтобы отвесить ему пощечину.

– На самом деле я хотела восстановить наш брак! – почти прокричала Элла, стукнув кулаком по столу. – На самом деле я хотела доказать Петьке… этому чурбану… как нам было хорошо вдвоем. А теперь одиноко и мне, и ему. Но с самого начала…

Петр положил руку ей на плечо:

– Хватит, Элк, не рви сердце себе и мне…

– Отстань. – Она резко скинула его руку. – Теперь-то чего уж! Поздно. Ты все сказал. Теперь я скажу, моя очередь. Так вот… на чем я остановилась? С самого начала все пошло не так, не по заготовленному сценарию. Словно кто-то внес коррективы в самый последний момент.

Петру показалось, что даже официанты стали ходить на цыпочках, слушая признание его супруги. Случайно поймал на себе ухмыляющийся взгляд Сержа, и сердце ускорило бег. Гинеколог праздновал победу!

– Мне что-то постоянно мешало, что-то подворачивалось под руку, – нервно продолжала Элла. – А что произошло ночью, я вообще не помню…

– Зато мы хорошо помним, – прервал ее Михась. – Предлагаю сделать перерыв и перекурить на палубе. А то скоро искры по ресторану полетят.

Туман начал понемногу рассеиваться. После первой затяжки Серж подошел к Петру:

– Прости. Ну, врежь мне, если хочешь… Я действительно поступил как гнида. Хмель вчерашний еще не выветрился окончательно, вот я и… Вожжа под хвост попала. Меня ведь если понесет…

Петр какое-то время смотрел ему в глаза: