AlmaZa - Империя. Цинхай [СИ]

О том, что у Дракона есть сестра, по-прежнему мало кто знал, поэтому в Сингапуре он прохаживался с ней не открыто, а в безлюдных и отдалённых местах, где никто не беспокоил: закрытых пляжах, ресторанах с отдельными кабинками, парках после закрытия (ему-то никто не смел отказать и не открыть что-то в нерабочий час). Хотя всё равно просочились сплетни, что у Джиёна молодая любовница в интересном положении, которую он скрывает. Если бы сплетники ещё и опознали в этой «любовнице» жену Энди Лау — вот это скандальчик бы вышел! Дракон бы сам рассказал эту «утку» зятю, чтобы вместе посмеяться. А чем громче выдуманные скандалы, тем проще под ними делать то, что нужно, что важно, что хочется. Но всё же на первом месте сейчас было решение цинхайской проблемы. Допустить победу Дзи-си никак нельзя, и как бы ни не хотел вмешиваться Джиён, укрепить синеозёрных будет ему выгоднее, чем отсидеться и дождаться, пока Синьцзян не слопает соседа. Аппетиты у Великого Уйгура, как у Гаргантюа и Пантагрюэля вместе взятых, кашалотские, соответствующие «киту» преступного мира. Но если пока Западный Китай держится на трёх китах (всё, как полагается) — Тибете, Синьцзяне, Цинхае, то после «поглощения» стабильность рухнет, и оставшийся кит сможет пожрать Дракона, как ветхозаветного Иону. Только Джиён не верил в Бога и сомневался, что какими-либо молитвами воскреснет из алчного чрева Дзи-си. Поэтому нужно было действовать, строить политические схемы и перестраховываться.

Так Дракон с Дами прилетели в Сиань, центр Шэньси, провинции, где представитель любого клана, любой группировки и любого братства мог чувствовать себя спокойно, не получать претензии, а только достойную встречу и покровительство. Разумеется, если не приходил с оружием и не имел недобрых мыслей, камня за пазухой. Хранитель и предводитель терракотовой армии, размеры которой никому доподлинно не были известны (но все знали, что она огромна), оберегал всякого, просящего защиты и убежища. Опека Джоуми была подобна церкви в Средневековой Европе, только под её сводами искали спасения угнетаемые и преследуемые. Но если законы христианского милосердия всё равно когда-то нарушались, когда жестокосердие побеждало уважение к святым алтарям и священникам, то пренебречь внушительной силой хранителя никто не рисковал.

Улица, на которой жил Джоуми, в районе Большой пагоды диких гусей, в честь неё и называвшегося Яньта, была заставлена машинами, сразу почувствовалось, что в границах его дома собираются влиятельные, значимые люди. Ограждающая территорию традиционного китайского имения стена шла вровень с крышами первых этажей внутренних построек, большинство из них одним этажом и ограничивались, но были и здания в два этажа, и всего одно — в три. Дами испытала на себе китайские традиции и нравы в Цинхае, но настолько ханьского колорита встречать ей ещё не доводилось. Складывалось впечатление, что времена династии Тан или Суй — Дами историю Китая не успела выучить достаточно хорошо, — забальзамировали, мумифицировали и выставили здесь, как в панорамном музее. Внутренние дворики, маленькие прудики с мостиками через них, беседки, павильоны специального назначения с возвышенными и художественными прозвищами, для определённых церемоний, всё строго по технике фэн-шуй, с соблюдением гармонии, пропорций стихий и здоровой циркуляцией энергий инь и ян. Соблюдая вежливость, Джоуми приветствовал брата и сестру одновременно, чем нарушал собственный этикет, которого придерживался: отдельно принимать мужчин, и отдельно женщин. Причем первых можно было наедине, вторых — нет, если дамы вызывали уважение и не относились к тем, что занимались известным ремеслом. Но хранитель был не только ретроградом и консерватором, а дипломатом и умеющим подстраиваться под требования времени мудрецом. Он пригласил гостей из Сингапура пройти в следующий зал, где находился Энди Лау, чтобы супруги увиделись и поздоровались. Дами не могла нарушить приличий и броситься в объятия мужа, но лицо её осветилось при взгляде на него. Она скучала. Босс синеозёрных тоже просиял, улыбаясь жене и оглядывая её ещё больше отяжелевшую фигуру. Без бережно плутающего по ней взгляда ей было плохо вдали от него. Они скромно поздоровались, после чего Джоуми попросил прислугу отвести госпожу Лау в женскую часть дома. Её снова лишают возможности участвовать и узнавать всё из первых уст! Но сестра Дракона не стала сопротивляться, и ушла, сопровождаемая Тэкёном, Марком, Гуаньлинем и двумя терракотовыми воинами.

Мужчины остались одни.

— Присаживайтесь, — указал на стулья возле столика с халма [41] Халма — китайские шашки. Джоуми. Джиён и его зять, что был старше него на двадцать лет, расположились неподалёку друг от друга. Третьим опустился и сам хозяин Шэньси. — Ужин скоро подадут.

— Я не голоден, — отмахнулся Дракон. — Давайте сначала поговорим о деле.

— Думаю, разговору не из-за чего быть длинным, — честно заявил Энди, пытавшийся и сохранить церемониальные манеры, и вести себя, как Джиён, по-западному, по-деловому, с экономией времени и словесных ресурсов, — вы знаете, что мне нужно. Остановить Чана. Если он переломит Цинхай — его уже вряд ли что-то остановит, поэтому в интересах всей Азии оказать синеозёрным посильную помощь.

— Я не стану нарушать многовековую традицию, — покачал головой Джоуми, — ни один воин Шэньси не покинет границ провинции, пока не будет найден приемник. Я хранитель, а не императорский полководец и, уж тем более, не сам император. Каждый терракотовый боец останется на своём месте.

— Даже если синьцзянцы двинутся по нашим головам на восток, представляя угрозу и вам?

— Моё дело будет отразить атаку и выстоять. Если я нарушу нейтралитет, уже никто не почувствует себя в безопасности у нас, а это недопустимо. Сиань — центр мира, гарант защищённости Чжун-го. Не зря его древнее название — Чанъань, обозначает «долгий мир». Непозволительно расшатывать устои, ставшие фундаментом целого государства.

Энди уже явно не первый раз пытался изменить точку зрения Джоуми, но всё было тщетно. Он критично изучал умными глазами высокого молодого мужчину, ища новые и новые аргументы, которые могли бы перетянуть того на сторону активного союза. Джиён тем временем достал сигарету и зажигалку, не показывая на лице своё истинное отношение к вышитому на черной рубашке шэньсийца золотой нитью дракона. Когда-нибудь прекратят штамповать и тиражировать его личный фетиш?

— Я закурю, никто не против?

— Как будет угодно, — позволил Джоуми.

— Твой пацан, — обратился Дракон к Энди, — ну, Марк который, не разрешал мне курить при сестре, каков, а?

— Если он задел тебя…