AlmaZa - Три цвета надежды [СИ]

— Если бы ты слышал, как с ним говорит Гук, ты бы принял его за нашкодившего подростка, — хмыкнул Хоуп.

— Блин, откуда только наш адвокат черпает свою наглость? — поразился Юнги, откинувшись на спинку.

— Я его тоже потом спросил, как он умудрился не испугаться? Знаете, что он сказал? — Джей-Хоуп наклонился вперед, заговорив приглушенно: — Что невозможно со страхом смотреть на соперника, когда знаешь, что у него член меньше, чем у тебя, — парни разразились смехом, обратив на себя внимание соседних столиков. Даже Джин не удержался от смешка.

— Откуда он только знает подобное? — потешаясь, покачал головой младший.

— Да он всё знает, и что надо, и что не надо, — заверил Хосок.

— Жаль только, что в этот информационный блок не входит местонахождение Дами, — удрученно сказал Джин.

— Найдёт, не переживай. Они с Химом отыщут, я не сомневаюсь. Только… если она не захочет вернуться?

— Мне достаточно было бы поговорить с ней ещё раз.

— Да не заморачивайся, присоединяйся в мою компанию, — позвал Чонгук. — Не смотри на этих обременивших себя. В конце концов, большая часть наших никогда и не думала о женитьбе. Сандо бы тебе сейчас много чего умного сказал.

— Ох уж этот Сандо… нашел, на кого ровняться, — вздохнул Джин. — Он превосходный воин, но на жизнь мог бы научиться смотреть и более оптимистично. Вот меня уже второй раз в жизни бросают и забывают на ровном месте, однако я почему-то не замыкаюсь в себе и не бегу каждый раз туда, где мне наверняка могут свернуть голову, в первых рядах. Сандо путает отвагу с безрассудством.

— И пока у него всё же прокатывает, — добавил Хоуп. — А что касается первого раза, когда тебя бросили… ну, вообще-то, согласись, это всё была юношеская глупость, о которой и вспоминать не стоит.

— Мне было двадцать три. Не такой уж и наивный юнец. Или ты намекаешь, что мне пора смириться с позицией неудачника и не высовываться?

— А может, ты просто ещё не влюбился так сильно, как любил когда-то Сандо? — заступился за одного из тех, кому старался подражать в боевом искусстве и по жизни Чонгук.

— Да что такое вообще любовь? — как древний демагог задрал голову Шуга, разглядывая небо. — Что она собой представляет? Может, у каждого свой тип любви. На вкус и цвет, как говорится, товарища нет.

— И какой вкус и цвет у твоей любви? — поёрничал Хосок.

— У моей? — наморщив нос, Юнги поприкидывал минуту что-то, представляя Джинни. — Розово-фиолетовая. Но на вкус это определенно сочная отбивная. Даром что я Сахарный. Сладостям я предпочитаю нормальную мужскую хавку. Но в целом, наверное, любовь красная. Все сердечки всегда именно им раскрашивают.

— Красная? Цвет крови и всех стоп-сигналов? — критично среагировал Чонгук. — Нет, любовь не может быть агрессивной. Она черная.

— Прекращай общаться с Сандо, говорю тебе, — засмеялся Джин.

— Да нет же, это мой любимый цвет! Он красивый, таинственный, глубокий… самый подходящий для любви.

— Слышал бы кто о чем говорят четыре взрослых мужика, — вставил дантист.

— А сам-то что думаешь по этому поводу?

— Не знаю, я готов согласиться с Шугой. Розовый — только не яркий. И не слишком сладкая чтобы была. Это я как стоматолог говорю — не надо лишнего сахара, зубы испортятся.

— Эй-эй, сахар лишним не бывает! — поднял палец Юнги. Покосившись на Хану, несшую в другой конец кому-то чай с пирожными, он поглядел по правую руку от себя. — Ну а ты, Хоуп, как считаешь?

— Я? Я вообще вегетарианец и привык к пище без соли, специй, мяса. Но пресную женщину — упаси Будда! Так что не смешивайте гастрономию с сексом.

— Да какой секс? Мы о любви, болван! — влепил ему затрещину Шуга. Сын ювелира потер темечко, начав переосмыслять. Друг пихнул его в бок, указав подбородком на Хану. — Вон твоя женщина, вот и опиши, какой должна быть ваша любовь.

— Любовь… — посмотрев туда же, задумчиво протянул Хосок. Девушка услужливо улыбалась, кивая супружеской паре, советуя им какой-то салат. Легкий ветер колыхал под нежарким солнцем выбившуюся прядь волос. Бледная блузка только подчеркивала невинность и доброту лица, излучавшего их. Ангельское создание. Её трудно выделить из толпы и заметить, но если обратить внимание, то вся остальная толпа будет смотреться вульгарной и кичливой. Он был у неё первым (спина неосознанно приобрела королевскую осанку), он, и никого больше. Свет, чистота… Хосок чуть не сказал «белый», но потом подумал о снеге и решил, что белый слишком холоден для Ханы и для чувств в целом. — Она должна быть зеленой, потому что это цвет жизни, цвет природы, цвет естественности и натуральности.

— Ну да, с голубым-то всё иначе, — захохотал Юнги.

— Всё опошлил, — цокнул языком Джин и обратился к Хоупу. — И вообще, никакой у тебя фантазии, почему это гастрономию нельзя совместить с сексом? Иногда получается достаточно удачно и захватывающе.

— Вот не то гурман, не то извращенец, — оценил Шуга его выпад. — Ладно, надо бы расходиться. Мне ещё к Джинни надо. А завтра мы с Чимином опять на рейс…

— Кто ещё? — переключился Хосок быстро на дела.

— Чонгук, — указал на него Сахарный. — Ви. Остальные полетят не отсюда. Как обычно.

— Осторожнее, — посмотрел на них Джей-Хоуп, зная, чем может закончиться каждая подобная операция. Организовавший то, чтобы все расходились, Шуга умудрился сделать так, что Джин и Чонгук ушли вперед, а сам он ещё задержался, оставшись рядом с Хоупом. Хана, хотевшая уже было подойти, увидела, что Юнги что-то убедительно толкует товарищу, и постояла в стороне, пока тот, наконец, не ушёл. Тогда она тронулась с места и подошла к Хосоку. Видя, что она не хочет присаживаться, он встал, взяв её за руки. — Ну, как ты обустроилась? Всё устраивает?

— Я… мне неуютно там, — промолвила она, хотя и за жалобу тоже было неловко. Молодой человек оплатил ей квартиру, а она смеет утверждать, что там неуютно! Какая же она дурочка, притом неблагодарная.

— Что-то не так? Дизайн не нравится? Соседи? — насторожился он.

— Да это всё ерунда! Я могу и на голом полу спать, а в оформлении вообще не разбираюсь, лишь бы стены и крыша были, — помотала она головой. — Я себя какой-то обузой ощущаю. И там так одиноко… непривычно.

— Если я сегодня приеду на ужин — это скрасит одиночество?

— Приезжай, конечно, — у неё всё ещё не получалось приглашать туда, где она не считала себя хозяйкой. — Что приготовить? — подняла она неуверенные, полные волнения глаза.

— Ничего не надо. Я всё привезу из ресторана, — улыбнувшись Хане, Хосок наклонился к её уху и шепотом оповестил: — Приготовь себя, — после чего наградил поцелуем в висок и попрощался до вечера.

Джей-Хоуп никогда не хотел связывать свою судьбу с женщиной. Он связал её с долгом золотого, вопреки всему: запретам отца общаться с теми, кто тому не нравился, вопреки опасностям и тяготам обучения боевым искусствам, вопреки трудностям двойной жизни. Давным-давно, чуть ли не в семь лет, познакомившись со своими первыми друзьями, которые оставались ими и сейчас, Хосок определил свою судьбу, и позже, лет в двенадцать-тринадцать, почувствовал, что их дело — это его призвание и это настоящее дело, которому стоит посвятить всего себя. И вот они, один за другим, вдруг обзавелись вторыми половинами, о которых не желали когда-то слышать точно так же, как и он сам. Сначала Ёнгук. Потом Дэхён. Затем Ёндже. Куда это годится? Хоуп был уверен, что не пойдёт по их стопам и останется верен исконному уставу золотых, запрещавшему жениться. Правда, Дэхён с Ёндже пока и не женаты, но всё идёт к тому. И Хосок бы, действительно, избежал брачной кабалы, если бы не отец и его требования. И если бы не обстоятельства. Но ему хотелось найти в этом больший смысл, чем зов чести и вынужденность, или усмирение совести, или обязанность золотого творить добро и счастье любыми способами. Рассказ Джина в самолёте о том, что говорила о золотых Дами, отложился в уме Хосока. Трудно усовершенствовать мир, выжигая и вырубая в нем все сорняки, всю гниль, но даже слепив всё по достойному образцу, можно найти, что люди счастливыми не стали, так не стоит ли иногда оглядываться на единицы, а не грезить глобальными целями?