Сергей Волгин - Лейтенант милиции Вязов. Книга третья. Остриё

Посмеиваясь, Михаил и Садык ели горячие беляши и потягивали кислое пиво. За соседним столом кривлялся Святой.

- Дым коромыслом? А где коромысло?

Полчаса назад он продал на толкучке кусок плюша. Оперативники хотели было его взять с поличным. Да опоздали - Святой успел улизнуть. А сейчас «обмывал» удачу. Пришлось выжидать. Будет он продавать еще или не будет? А брать надо было обязательно с поличным.

К столику подошел с кружкой в руке широкоплечий скуластый мужчина в тюбетейке. Он залпом выпил вино и тихо сказал, ни к кому не обращаясь:

- Товар у него есть. Скоро, должно быть, пойдет.

Мужчина ушел, а Михаил и Садык продолжали пересмеиваться и жевать беляши.

Святой направился к выходу танцующей походкой, здороваясь со знакомыми: кому махнет ручкой, кому головой. А знакомых у него уйма. Михаил и Садык поднялись.

Затеряться в людской толчее нетрудно, за десять шагов не наедешь человека. Михаил это прекрасно знал и действовал сноровисто: очень близко к Святому не приближался, но и из виду его не терял.

Подполковник Урманов сидел в кабинете один, курил и задумчиво смотрел на дверь, в которую только что вышла жена Окорокова. Женщина о делах мужа почти ничего не знала. Не интересовалась и его биографией. А в неи немало было темных пятен. Какие же доверчивые бывают женщины! Она не особенно переживает потерю мужа, не радость принес он ей, почти одни горести. И можно было на этом успокоиться - одним паршивым человеком меньше, обществу легче.

Но подполковник по своему опыту знал, что за убийством скрываются другие дела, может быть, не менее отвратительные, да и убийца опытный -кто его знает, что он натворит еще.

Звякнул телефон. Урманов взял трубку.

- Взяли? Хорошо. Приведите ко мне.

Через несколько минут в кабинет ввели Святого. Урманов указал ему на стул и раскрыл папку, в которой были скудные сведения об этом парне. Живет с матерью. Она уже старая, но работает, а он шатается по базарам и пивным. Бездельничает пять лет. Занимается темными делами, но ни разу не привлекался к ответственности.

- Сколько кличек имеете, гражданин Семенов?- задал первый! вопрос Урманов.

- Пока одну,- признался парень.

- Святой?

- Да.

- Рассказывайте, где взяли материал, который хотели продать? У матери. Она попросила продать.

Святой врал без тени смущения. И уже одно это насторожило подполковника.

- Давайте, гражданин Семенов, договоримся так: раз и навсегда запомним, что нам с вами попусту терять времени не следует. Прежде чем встретиться с вами, я познакомился с вашей биографией, узнал, где работает ваша мамаша, что можно взять из дома и продать. Кроме того, ваша родительница находится здесь, я могу ее пригласить, и мы уличим вас в обмане. Стоит ли?

- А мне все до лампочки,- парень ухмыльнулся.

Подполковник позвонил, и в кабинет вошла пожилая женщина, очень худая, с седыми прямыми волосами, но прошла к столу она быстро. Пригласив ее сесть, подполковник сразу спросил:

- Ваш сын, Лидия Павловна, говорит, что вы попросили его продать на базаре отрез плюша. Правильно это?

Женщина живо повернулась к сыну.

- Валерии, какой плюш? Что ты плетешь! ..

- Ты забыла,- сказал парень, прямо глядя матери в глаза,- этот материал еще отец купил.

- Валерии, как тебе не стыдно. Все, что было нажито твоим отцом, мы с тобой давно прожили. А плюш нам вообще ни к чему.

- Обманываешь.

Женщина встала и заплакала.

- Не могу я больше с ним разговаривать, товарищ подполковник.

- Он лжет. Я не знаю, чем он занимается, но деньги у него есть всегда, хотя мне ни разу не дал и копейки. И пьет каждый день. Значит, темными делами занимается. Измучилась я с ним. Пожалеете меня, товарищ подполковник. Научите его жить по-человечески …

- Не волнуетесь, Лидия Павловна,- подполковник тоже встал,-мы сделаем все, что от нас зависит. Идите домой, отдыхаете.- А когда женщина ушла, он снова сел, с презрением оглядел Святого и сказал спокойно: - Еще раз советую, учтите: чистосердечные признания - обстоятельство, смягчающее вину.

Мы сидели вдвоем в сумерках. На столе лежали дневники - Надин и мои. С улицы доносились рокот моторов и говор, где-то плакал ребенок, кто-то пел,- был обычный городской вечер. Надя сидела грустная, и мне шутить не хотелось.

Хорошее время - сумерки: на сердце легкая грусть, думается ясно. По окнам то и дело скользят ломкие лучи автомобилей, перекраивая вдоль и поперек комнату, делая ее невесомой, причудливо фантастической. Улица шуршит, смеется, разговаривает. Тоненько доносится голос скрипки …

Я смотрю на бледное лицо Надюши и мне ее жалко. Смешно,- зачем жалеть? Не лучше ли восхищаться ею? Я беру Надю за руку, мне необходимо ощутить, узнать, что волнует ее, что тревожит, но она руку отдергивает. Настроение у нее воинственное, что-то она скажет.

- Знаешь, Миша, мы, кажется, взяли на себя непосильный груз.

Я молчу. Пусть выскажется. Мимолетная это слабость или уже наболевшее?

- Пока вроде бы все хорошо, ни одного серьезного упрека, но мне, например, все тяжелее сдерживаться, усмирять вспышки тревоги и недоверия … Пойми правильно, Миша, я забочусь не только о себе … Видно, такой уж я человек - с пережитками, что ли,- не могу полностью доверять … Глупая мнительность, недоверчивость? Но если они есть? ..

- Трудно, Надюша?- спросил я тихонько.- Верю, не легко. Но я не знаю, заживем ли мы легче, если не будем абсолютно откровенны … Скажем, я отправляюсь по служебным делам, возвращаюсь домой поздно, как же ты будешь чувствовать себя, сомневаясь во мне?

- А как же люди живут?- воскликнула Надя.

Тяжелый вопрос. Задают его многие.

- По-всякому живут,- отвечаю.- Одни обманывают друг друга, финтят, выкручиваются, другие - много горя переносят из-за своей непосредственности и откровенности, и есть, Надя, постоянные и чистые и немало их. Это люди будущего, люди, пробивающие дорогу в коммунизм. Высокие слова? Нечего их стесняться, когда они идут от сердца.

Наверное, я нехорошая …. - сказала Надя.- И что ты думаешь обо мне? Я стараюсь изо всех сил … Но сердцу не прикажешь. Оно, болит и болит …

Надя смеялась.

Пашка видел, как забирали на толкучке Святого. Стоял в сторонке. Лейтенанта Вязова тоже приметил. Нет, Пашка не испугался, но сверток свои сунул за пазуху.

Святого увели, и Пашка, крутнувшись на каблуке, тоже пошел к выходу. «Дожидаться, пока заберут? Нашли дурака! Больше на куркулей не работаю. Гробить их надо - вот это дело!»