Сергей Волгин - Лейтенант милиции Вязов. Книга третья. Остриё

Долго я находился под впечатлением этого неприятного разговора.

В кабинет вошел Тимофеи Павлович Окороков. По-прежнему розовел его, похожий на булку, подбородок. Но мешки под глазами стали по объемистее и потемнее.

- Вот ведь какая история -вновь нас с вами свела судьба,-усмехнулся Вязов, указывая ему на стул.

Окороков хмуро поглядел на лейтенанта, покривил губы.

- Бывает.

На стул он опустился грузно, как непомерно уставший человек, шляпу снял медленно и на колени положил ее дрожащей рукой.

«Что с ним?-недоумевал Михаил.- Боится?»

- Как же вы порешили со своим сыном?-попытался Михаил несколько разрядить обстановку.

- Вы, товарищ лейтенант, спрашиваете, что нужно, а в семенных делах мы как-нибудь разберемся сами,-отрезал Окороков. Он напыжился уставился в окно.

- Пора уж,-с упреком сказал Михаил.- И я попрошу вас отвечать на вопросы, даже если они вам не нравятся. Мы приглашаем не для беседы за чашкой чая … Так как же все-таки обстоят ваши дела с родным сыном?

- Никак. Разошлись.

- Понятно. А с неродным?

- Нормально. Учится парень в ремесленном, скоро закончит -и на своих ногах.

- Ваши сыновья знакомы? Я не знакомил.

Отвечаете на вопрос.

- Не знаю.

- С Павлом вы встречаетесь? Виделись один раз …

Окороков натужно вздохнул. После того, как в отделении милиции! Тимофеи Павлович узнал, что его ограбил сын, в его душе что-то надломилось и с тех пор был рассеянным, много пил и не пьянел.

Нет, его не тревожили воровские дела сына, он и сам много лет жил на птичьих правах, воровал, сидел и снова воровал. Правда, по карманам не лазил, но какая в сущности разница! Вор! Давно он утратил человеческое достоинство. Порхал, прятался. Может, есть у него еще другие дети, кто знает. А вот Пашка… Подумать только! Родной сын - и так о нем сказал: «Если бы знал, кого встретил, то даже ног марать не стал…». Сердце Тимофея Павловича, казалось, кто-то сжимал. Как жил до сих пор? С кем жил и работал? С жуликами: жадными, тупыми пьяницами. Черт знает что! Правда, внешне дружки Окорокова выглядели вполне пристойно. Председатель артели отгрохал домину, главбух построил домишко поскромнее и деньги, наверное, складывает в кубышку. Вот только трясутся они оба день и ночь. Противно смотреть. Где они, мечты молодости … Выходит, сам себя обокрал. Даже сын отвернулся от своего отца! ..

Несколько дней разыскивал Пашку Тимофей Павлович и, наконец, нашел. Заискивающе улыбаясь, пригласил в ресторан. Боялся отказа. Пашка долго не отвечал и вдруг согласился:

- В милиции с папашей побывал. А почему бы не закатиться в ресторан? В желудке смертная тоска …

Они сидели за столиком вдвоем в дальнем углу. Папаша не скупился: коньяк, икра, курица, рыба … Пашка трудился двумя руками, даже вспотел. Поглядывал на отца весело, с набитым ртом. Чокались.

- Давай выпьем за то, чтобы не иметь зла друг на друга,- предлагал отец.

- Ладно,- соглашался Пашка,- делить нам нечего.

- Может, и за покойную матушку?- спрашивал отец.

- Помянем,- не возражал уже захмелевший и сытый Пашка. Но когда старший Окороков захотел выпить за дружбу и предложил жить вдвоем, Пашка встал, покачался, сморщился и захохотал:

- Жить? С кем? С этим пустым местом?- Он показал пальцем на собственного папашу и медленно, с трудом переставляя ноги, пошел к выходу.

Так закончилась встреча. А после нее Тимофей Павлович совсем потерял голову, пил на работе и дома, на людей смотрел зверем. И вопросы лейтенанта в нем такую вызвали душевную боль, что он едва справился с собой .

В кабинет вошел капитан Акрамов и сел в сторонке. Михаил внутренне подобрался. Надо, наконец, понять Окорокова. Дело об ограблении склада пока что не продвигалось, опросы ничего не давали -никаких вещественных доказательств, никаких следов преступления. А Окороков твердит одно и то же: «Не знаю. Не предполагаю». Он многое знает, но что-то его удерживает.

Слушая, как лейтенант дотошно выспрашивает, а Окороков уклоняется от ответов, капитан Акрамов все больше приходил к выводу, что дело об ограблении склада затяжное, отнимет много времени и сил.

В городском же управлении сказали: «Сами разбирайтесь. Не такое уж серьезное дело, чтобы еще мы вмешивались».

Было от чего расстроиться. И хотя капитан сидел спокойно, он внутри негодовал на этого человека, ничтожного отца и профессионального преступника.

Окорокова отпустили. Акрамов подсел к столу Михаила и не то официально, не то дружески спросил:

- Ну, что, парторг, будем делать?

- Думаю, надо посоветоваться с товарищами. Что-нибудь подскажут.

- Хорошо. Завтра соберемся.

Акрамов вышел. Михаил тоже встал из-за стола и, подойдя к окну, стал разглядывать уличную коловерть. Он любил вот так, глядя на улицу, думать, успокоиться и оценить обстановку. Восстанавливая в памяти детали недавнего допроса, Вязов вдруг догадался, почему Окороков так раздраженно отвечал на вопросы о сыновьях. «Значит, Пашка ему выдал на всю обойму, сполна. Оказывается, не растерял толстяк остаток совести. Молодец Пашка. Да… Вытащить бы парня из болота…».

Затащила в гости Зою и Катю. Угощала чаем. Я заметила: они ко всему присматриваются, вроде я уже не та, не ровня им. Неужели я стала другая после того, как вышла замуж?

Ходила по комнате и рассматривала себя в зеркало. Удивительно! Почему хочется посмотреть на себя со стороны? А может, человеку всегда хочется посмотреть на себя со стороны, глазами умного знакомого, оценить свои достоинства и недостатки?

Миша! Прочитаешь ты эту запись и будешь смеяться и подшучивать надо мной целый месяц. Да?

Ну и ну! .. Слишком много занимаешься собой. И портишь меня. Признаюсь я, сегодня на улице «глазами умного знакомого» загляделся на одну девицу. Да так, что чуть не сшиб лбом телеграфный столб …

Гнусный ловелас ты, а не муж! Бедный телеграфный столб… А тебе так и надо.

Безжалостная жена моя! И все равно я тебя люблю. Сегодня побывал в особняках председателя артели «Прогресс» Рахманова и его Главного бухгалтера. Ну и домины!

Кабинет был отделан и обставлен с шиком. Длинный письменный стол из дуба, покрытый зеленым сукном, массивный во всю стену книжный шкаф со стеклянными дверками, сквозь которые поблескивали новехонькие золотые корешки не читанных хозяином собрании сочинении знаменитых писателей. Мягкие кресла с витыми ножками и подлокотниками. На полу туркменский ковер. Стены увешаны картинами местных художников - виды Ташкента, садов Ферганы, горные пейзажи. На краешке стола - вентилятор-подхалим.