Шарль Эксбрайя - Самый красивый из берсальеров. Ведите себя прилично, Арчибальд! Счастливого Рождества, Тони! Наша Иможен

— Ох, если б я только мог выложить дочери клана Мак-Грегор все, что о ней думаю, означенная особа тут же слегла бы с печеночной коликой! В дорогу, Мак-Клостоу.

На следующее утро после этой чудовищной неудачи Мак-Хантли вошел в кабинет суперинтенданта. Слушая рассказ инспектора о путешествии в Икклфичен, Эндрю Копланд рыдал от смеха, чем довел беднягу Дугала до белого каления.

— Вот уж никак не рассчитывал так вас позабавить, сэр, — наконец с обидой заметил он.

— Простите, инспектор, но это… ужасно смешно и, в сущности, так просто…

— Для вас — может быть…

— Если хотите знать мое мнение, Мак-Хантли, я думаю, вам очень стоило бы послушать мисс Мак-Картри.

— И арестовать Лидберна?

— Нет, но приглядеться к нему повнимательнее.

— У бедняги убили шурина, украли дочь… По-вашему, этого мало?

— Досада мешает вам смотреть на вещи объективно, инспектор. Вы просто злитесь, что Иможен и ее команда обвели вас вокруг пальца.

— Все они врали мне в глаза!

— Вне всяких сомнений.

— И в моем лице оскорбили само правосудие!

— Вероятно, так.

— Но не можем же мы оставить это безнаказанным?

— Боюсь, придется.

— Но почему?

— Вам все равно не удастся доказать, что они умышленно направили вас по ложному следу. Стало быть, забудьте о прежних неприятностях и помиритесь с ними, поймав настоящего преступника.

— Прошу вас, сэр, поручите это кому-нибудь другому. Кажется, уже совершенно ясно, что я не способен справиться с заданием.

— Ни слова больше, инспектор! Судить о ваших способностях — мое дело! А я настаиваю, чтобы именно вы довели расследование до конца. Только это вернет вам веру в собственные силы.

— Но я напрочь запутался и даже не представляю, с чего начать…

— А все потому, что не желали слушать тех, кто хорошо знает Каллендер и его жителей. Вот и бросились преследовать две влюбленные парочки… Между нами говоря, вы не находите, что любовь Фионы Рестон и Ивена Стоу, выдержавшая более чем двадцатилетнюю разлуку, очень трогательна?

— Пожалуй, хотя… репутация миссис Рестон наводит на мысль, что она довольно весело провела это время!

— Я почти уверен, что все это чепуха, и Лидберн, когда его обвинили в связи с миссис Рестон, возмущался совершенно искренне. Сама же она нарочно вас обманула, надеясь отвлечь подозрения от Кёмбре. Счастье Ангуса для нее куда дороже, да и какая мать не пожертвует ради сына добрым именем?

— Но согласитесь, сэр, тут сам черт ногу сломит!

— Конечно, только не забывайте, что для хорошего детектива главное — медленно и терпеливо продвигаться вперед, отбрасывая все лишнее и случайное. Это единственный способ добраться до сути. А что для нас суть, как не убийство Рестона?

— Да, конечно…

— Судя по всему, аптекарь был пренеприятным типом. То, как он поступил со Стоу, чтобы отнять у него подружку, достаточно красноречиво свидетельствует о характере. Кстати, участие в этой грязной истории Лидберна и Гленрозеса тоже не говорит в их пользу.

— Еще бы!

— А если человек так прогнил к двадцати годам, у него мало шансов исправиться на старости лет. Очевидно, Рестон продолжал строить козни, и в конце концов одна из жертв его прикончила. Таким образом, вам осталось выяснить имя этой жертвы.

— Совсем пустячок!

— В первую очередь вы должны покопаться в бумагах покойного.

Лидберны настолько обрадовались, увидев дочь живой и здоровой, что охотно простили ей превращение в миссис Кёмбре. Кроме того, прежние тревоги несколько смягчило то обстоятельство, что со временем их зять унаследует гараж Стоу. Так или этак, а Дженет вышла не за перекати-поле!

Мак-Хантли отправился к даме, которая пока еще носила фамилию Рестон, и та без утайки рассказала ему свою историю.

— Когда я поняла, что скоро стану матерью, мне еще не исполнилось и шестнадцати лет. Сначала я, по детской наивности, чувствовала себя безумно счастливой, а потом в Пембертоне произошла эта жуткая буча с кражей и мой Ивен в панике побежал записываться в армию. Мне пришлось рассказать родителям правду, а они, к несчастью, были воспитаны в духе викторианской морали. Вспоминая ту кошмарную сцену, я и сейчас вздрагиваю. Мать хотела покончить с собой и таким образом избежать бесчестия. Отец собирался последовать ее примеру, но сначала убить меня. В общем, вы, наверное, представляете себе их настрой… Хьюг Рестон спас положение, заявив моим родителям, что охотно женится на мне, если я избавлюсь от плода прежних ошибок. Я была слишком молода, чтобы устоять против них троих. Меня вынудили отдать новорожденного сына в приют, и долгие годы, несмотря на все старания, я не могла ничего о нем узнать. Мужа я не любила, а после того как во время очередной ссоры он стал похваляться сделанной Ивену подлостью, просто возненавидела. С того дня я не жила, а существовала. Если я кокетничала и даже флиртовала с другими мужчинами, то лишь для того, чтобы позлить мужа. Зато, хотя после Ивена у меня никого не было, я сумела создать себе репутацию легкомысленной женщины и поставить Хьюга в смешное положение. Ничего другого мне и не нужно было.

— Но зачем же вы с мисс Мак-Картри уверяли, будто Лидберн ваш любовник?

— Это придумала Иможен. Она хотела настроить вас против него.

— Почему?

— Потому, что Иможен считает Лидберна убийцей.

— Ну и нравы у вас тут! Мисс Мак-Картри — просто сумасшедшая, и, глядя на вас, я начинаю думать, что безумие — болезнь заразительная, миссис Рестон!

— После возвращения Ивена замужество стало для меня особенно тягостным. Вот почему я благословляю того, кто убил Хьюга и тем самым вернул мне свободу. Надеюсь, вы никогда не поймаете этого человека, инспектор!

— Прошу прощения, миссис Рестон, но профессиональный долг никак не позволяет мне разделить ваши надежды. Однако я пришел к вам с просьбой. Можно мне взглянуть на бумаги вашего мужа, если, конечно, вы их не уничтожили?

— Даже не дотрагивалась.

До самого вечера Мак-Хантли с позволения Фионы рылся в оставшихся после смерти Рестона бумагах, но не нашел ничего интересного, в том числе и письма с угрозами, которое так надеялся отыскать. Единственное, что его слегка заинтриговало, так это ежемесячные вливания на счет Рестона в пертском Коммодор Нэшнл Банке, причем сумма в последние годы оставалась неизменной: сто и пятьдесят фунтов. Ничего не скажешь, очень недурная рента! Узнав от вдовы, что ее покойному супругу пенсиона никто не выплачивал, Дугал для очистки совести решил съездить в Перт и проверить финансовые документы.

Как все представители его профессии, директор банка недовольно поморщился, когда Мак-Хантли, предъявив удостоверение, потребовал сведений о происхождении сумм, ежемесячно поступавших на счет Рестона. И лишь поскольку клиент умер, в конце концов он неохотно согласился удовлетворить законное любопытство инспектора. Не прошло и часу, как Дугал выяснил, что интересующие его цифры, несколько менявшиеся с годами и возросшие одна — с двадцати фунтов до пятидесяти, другая — с тридцати до ста, переводились с помощью чеков, подписанных соответственно мистером Лидберном и мистером Гленрозесом, двумя гражданами Каллендера.