Шарль Эксбрайя - Самый красивый из берсальеров. Ведите себя прилично, Арчибальд! Счастливого Рождества, Тони! Наша Иможен

— Разумеется, да!

— Хорошо… А теперь расскажите нам, как к вам попал этот нож.

— Пригрозив берсальеру в присутствии дома Марино, я тихонько пошел следом… Мне хотелось набить мерзавцу морду и предупредить, что не отстану, пока он не даст слово жениться на Стелле. Весь вечер я ходил за Регацци по пятам, собираясь хорошенько вздуть его возле казармы, поскольку ночью там нет ни души. И вот, когда я уже хотел подойти, из тени вынырнул какой-то тип, ударил берсальера и тот упал. Я бросился туда, и тот, кто нанес удар, тут же исчез в темноте. Убедившись, что Регацци мертв, я решил не выдавать убийцу, поскольку он невольно отомстил за нашу честь. Я обернул его нож платком и вытащил из раны, а рядом с телом бросил другой, тот, что купил незадолго до этого. Таким образом я надеялся сбить вас со следа.

— Черт знает что! — взорвался Тарчинини. — Я просто обязан за подобные фокусы отправить вас на каторгу! Однако ради Стеллы уж придется лишить себя такого удовольствия. А сейчас самое время объявить о помолвке. Сегодня ближе к вечеру нам с Алессандро надо съездить в горы, а вернемся к праздничному ужину и тогда уж отпразднуем обручение. Расходы я беру на себя! Пойдемте, Дзамполь!

События с такой стремительностью следовали одно за другим, что у Стеллы кружилась голова. Она уже чувствовала, что сейчас упадет в обморок, как вдруг дверь кухни с шумом распахнулась и «бедная тетя», неся зажженную свечу, торжественно прошествовала в комнату, распевая:

Стелла бросилась к тетке.

— Ma que, zia! Сейчас еще вовсе не Рождество!

А Тарчинини, поторапливая помощника в управление уголовной полиции, заметил:

— Если хотите знать мое мнение, Алессандро, с тетушкой Пией вы никогда не соскучитесь!

Утром Валерия Росси велела Паскуалине приготовить на ужин «оссо буко», и весь день доносившиеся с кухни ароматы дразнили ее обоняние. Наконец, около шести вечера, синьора Росси села за стол, с нежностью думая о том, кто вскоре разделит ее трапезы, но, поскольку время романтических грез, лишающих молодых людей аппетита, для Валерии уже миновало, она с таким рвением принялась за «оссо буко», что вскоре для Паскуалины осталась лишь ничтожная часть лакомого блюда, да и эта жертва стоила синьоре Росси некоторых сожалений. Во избежание удушья вдова осушила бутылку барбареско, а изрядный кусок сыра помог ей допить вино до дна. Однако на этом ужин не закончился, и Валерия с удовольствием отведала приготовленного служанкой на десерт кастаньячика [67] Пирог с каштанами. , запивая его мускатом.

После столь плотного ужина Валерия несколько отяжелела, но, подумав, как много вкусных кушаний и разнообразных вин сулит ей будущее наследство, сразу развесели все точки над i при новой встрече, а до нее оставались считанные минуты. Об этом и размышляла синьора Росси, когда в дверь тихонько постучали. Сначала вдова немного удивилась, но потом с умилением подумала, что жених проявляет весьма лестное нетерпение… В дверь снова постучали, на сей раз громче, и вдова весело крикнула:

— Паскуалина! Открывай скорее, а то он, пожалуй, ворвется силой!

Потом вдова поспешно опустилась в кресло и приняла позу, которая, по ее мнению, должна сразу внушить жениху почтение и заставить его повиноваться. Однако вместо суженого в комнату вошел уже знакомый ей полицейский, а вместе с ним — еще какой-то мужчина. Вдова вздрогнула от неожиданности.

— Синьора Валерия, они меня оттолкнули! — пожаловалась служанка.

— Довольно, Паскуалина, возвращайся к себе на кухню, а со стола уберешь потом. Что означает это вторжение, синьоры?

Вдова уже успела прийти в себя, и голос ее звучал более чем сухо. Тарчинини любезно поклонился:

— Вчера я оставил вас в столь плачевном состоянии, синьора, что мне непременно хотелось справиться о вашем здоровье…

Ромео, выразительно окинув взором уставленный остатками недавней трапезы стол, вздохнул с нескрываемым облегчением.

— Я вижу, вам стало намного лучше. Искренне рад за вас, синьора.

Вдова содрогалась от с трудом сдерживаемой злобы.

— По-моему, эта комедия — весьма дурного вкуса, синьор комиссар! — едко заметила она.

Тарчинини в свою очередь изменил тон:

— Так или иначе, она куда менее отвратительна, нежели та, что вы разыграли передо мной вчера, прикидываясь умирающей! И сейчас я пришел сюда узнать причины столь недостойного маскарада! А в крайнем случае — и потребовать объяснений!

— По какому праву?

— По праву полицейского, разыскивающего преступника, синьора!

— Преступника?

— Да, того или ту, кто убил Нино Регацци, собираясь присвоить шестьдесят миллионов лир!

— Что? И вы смеете…

— Я готов пойти даже еще дальше, синьора, и обвинить вас как минимум в пособничестве убийце!

— Меня? Меня?.. Ах, только потому, что я одинокая и беззащитная женщина, вы позволяете себе обращаться со мной таким непозволительным образом! Будь у меня муж…

— Если верить молве, синьора, вы, кажется, не замедлите обзавестись таковым?

Прежде чем хозяйка дома успела ответить, в комнату вошла Паскуалина.

— Пришел доктор, синьора Валерия! — доложила она.

Тарчинини встал и настежь распахнул дверь.

— Входите же, доктор, не стесняйтесь! — громко пригласил он врача. — Вы нам нисколько не помешаете, более того, по правде говоря, мы ожидали вашего появления!

Сначала у врача был довольно жалкий вид, но он быстро взял себя в руки.

— Вы шутите, синьор комиссар?

— И не думаю! Совсем наоборот, доктор… Разве что для вас преступление — веселый фарс!

— Не понимаю…

— Речь идет о смерти берсальера, того самого — помните, доктор? — который унаследовал шестьдесят миллионов… а теперь они переходят к синьоре Росси… а вы ведь собираетесь на ней жениться, не так ли?

— И что с того?

— Это мы еще обсудим, а пока позвольте заметить, что убийца Нино Регацци оказал вам крупную услугу, доктор… и подобной любезности никто не делает бесплатно…

— Поосторожнее, синьор комиссар!

— С чем?

— Вы намекаете, будто я нанял убийцу и натравил на несчастного берсальера, чтобы Валерия унаследовала шестьдесят миллионов, а потом я мог бы на ней жениться!

— Но я вовсе не намекаю, доктор, а просто-напросто утверждаю, что почти все, сказанное вами, — чистая правда!

— Правда?

— Да, с той небольшой разницей, что вы совершили убийство собственными руками!

— Так вы обвиняете меня еще и в убийстве берсальера?

— Совершенно верно, доктор, и вот доказательство!

Тарчинини вытащил из кармана пакет, переданный ему Анджело Дани, развернул грязную тряпку и сунул под нос Джузеппе Менегоццо скальпель.