Шарль Эксбрайя - Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

— Что вы сказали?!

— Вчера утром недалеко ог Стретфорда-на-Эйвоне, на перекрестке с Эттингтонской дорогой, они погибли в аварии. Какой-то тип, ехавший на полной скорости из Эттингтона, вынудил вашего отца резко повернуть руль, и машина врезалась в дерево…

— Они?…

— Да, оба, на месте… Фрэнсис, зная ваших родителей, я уверен, что если бы у них было право такого выбора, они предпочли бы покинуть нас вместе… Я хотел приехать к вам вчера вечером, но сам попал в небольшую аварию недалеко от Формби…и потом, я хотел, чтобы у вас была еще хоть одна спокойная ночь…

Бессетт еще не совсем понял, что остался один на свете. Он думал только об аварии и еще не воспринимал последствий известия о гибели Билла и Мод. Сквозь сжатые зубы он спросил:

— Кто это сделал?

— Какой-то мерзавец, который сразу же удрал, Фрэнсис. От одного крестьянина, который работал в поле и видел аварию, стало известно, что он был на темном, возможно зеленом Остине» [5] Марка автомобиля. , вот и все. Не стоит строить иллюзий: только чудо может помочь его найти. Я об этом весьма сожалею: прежде чем судить его, мне очень хотелось бы съездить ему по физиономии.

Только теперь Фрэнсис заплакал, и Берт нежно прижал его к себе, как это делают старшие, чтобы утешить младших.

— Не нужно сдерживаться, старина…

Берт помогал Фрэнсису собирать вещи в маленькой комнатушке, которую тот занимал все три года учебы в Мэгделейн Колледже. Друзья Фрэнсиса приходили один за другим, чтобы выразить свое сочувствие и сожаление по поводу его отъезда. Преподаватели, в свою очередь, считали нужным пожать ему руку. Товарищи по команде в память о совместной победе принесли лопасть весла. Один лишь Брайан Уошберн, сосед Фрэнсиса по комнате, почему-то не показывался на глаза, и Бессетт испытывал по этому поводу глубокое разочарование: все три года они отлично ладили друг с другом.

По поручению отца Берт объявил Фрэнсису, что он может поступить к ним на службу и после нескольких месяцев стажировки у Джошуа Мелитта, старейшего заведующего отделом Южной Америки, возглавит европейский отдел. Предложение было неожиданным и обещало то положение в обществе, которое вознесло бы до небес Мод и Билла. Солидарность выпускников Оксфорда сыграла свою роль, а дружеские чувства Клайва Лимсея к навсегда ушедшим оказались не пустыми словами. Эти доказательства дружбы немного смягчали горе Бессетта. Он был не так одинок, как того опасался.

Проходя через ворота колледжа к машине Лимсея, которая стояла на Хай Стрит, Фрэнсис обернулся и бросил последний взгляд на то, что его окружало все эти счастливые годы. Над его молодостью опускался занавес, и он понимал, что ему никогда больше не придется испытать подобного счастья. Когда он проходил мимо привратника, тот поприветствовал его и выразил свое сочувствие по поводу горя, постигшего одного из тех, как он выразился, о ком всегда приятно вспомнить. Уложив багаж на крышу и в багажник, Бессетт уже устроился с Бертом, сидевшим за рулем, когда в окне показалось побледневшее лицо Брайана Уошберна.

— Фрэнсис,… извините, что я не смог прийти вместе со всеми остальными… когда я узнал, что случилось… и ваш отъезд… я искал для вас подарок, чтобы вы вспоминали обо мне… и о счастливом времени, что мы провели здесь… Вы отличный парень, Фрэнсис, и я вас никогда не забуду…

Прежде, чем Бессетт успел что-либо ответить, Брайан бросил ему на колени какой-то пакет и убежал.

Машина быстро ехала по дороге к Стретфорду-на-Эйвоне. Друзья не разговаривали. Берт с уважением относился к молчанию своего спутника. Прошло немало времени, пока Фрэнсис задал вопрос:

— Где они, Берт?

— В стретфордской больнице…

— Они… очень искалечены?

— Да… Мы с отцом ходили на опознание, — во-первых, для полиции… ну и чтобы избавить вас от этого испытания…

— Спасибо.

Чтобы хоть немного отвлечь Фрэнсиса от его мыслей, Лимсей предложил:

— Давайте посмотрим подарок вашего друга?

Бессетт развернул пакет и вынул красивую репродукцию по дереву портрета Анны де Болейн, несчастной королевы, супруги Генриха VIII, которую ее более удачливая соперница Джейн Сеймур приказала обезглавить в лондонском Тауэре. Лимсей не смог скрыть своего удивления:

— Анна де Болейн? Странная мысль! Вам чем-то нравится эта дама, Фрэнсис?

Берт, конечно же, не мог знать того, что давно уже знал Брайан Уошберн: Бессетт был почти влюблен в Анну де Болейн. Его прирожденная застенчивость мешала ему ухаживать за девушками, да и занятия спортом не оставляли для этого времени, так что все запасы романтизма Фрэнсиса были отданы Анне де Болейн с того самого момента, как он узнал ее печальную историю. Эта молодая женщина, заключенная в Тауэр, золотистые волосы которой обрезал палач, чтобы освободить доступ топора к ее нежной шее, наполняла его искренним состраданием, несмотря на дистанцию в три века. Как только его чувства к образу Анны прояснились, Фрэнсису удалось легко убедить себя в бесполезности поисков другой свитхерт [6] Возлюбленной. , которая все равно окажется хуже драгоценного призрака. В этом отношении его лень и склонность к мечтаниям попали на благодатную почву. Он с любовью снова завернул картину в бумагу и положил к себе на колени. Он повесит этот портрет над кроватью, и Анна будет его встречать своей неизменной улыбкой и в горе и в радости. Подумав, что Мод и Билл живут теперь в том же мире, в который несчастная королева попала в двадцать девять лет, Фрэнсису показалось, что они стали ему еще ближе.

В полицейском участке Стретфорда-на-Эйвоне Бессетт услышал полное подтверждение рассказа Лимсея. Ему пообещали сделать все возможное, чтобы найти преступника, но в то же время никто не скрывал, что сделать это будет очень трудно. В заказанный Лимсеями катафалк погрузили останки Мод и Билла, и он тронулся в путь по направлению к Ливерпулю вслед за машиной Берта и Фрэнсиса, которые пытались не думать об экипаже, следующим за ними.

От последующих дней, прошедших для Бессетта в многочисленных заботах и не оставивших ему времени даже на мысли о погибших, у него остались только воспоминания о трогательной заботе соседей, для которых его траур частично стал их собственным. Еще у него в памяти остались церемонии и ритуалы, которые обязывали выставлять свою боль для удовлетворения всеобщего любопытства и высоко, словно знамя, держать ее. На приходском кладбище отец и сын Лимсеи находились рядом с Фрэнсисом. Джошуа Мелитт, который когда-то устраивал его отца на работу, тоже пожелал прийти. Старый пуританин, над привычками которого смеялась молодежь, решив дать понять Фрэнсису, что сердцем он с ним, не нашел ничего другого как сказать: