Фредерик Дар - Убийца. Бесполезное расследование

Но в этом ящике ничего такого нет… Карандаш, блокнот, мелкие монеты…

Я отхожу от кассы… Удары в дверь усиливаются. К счастью, она сделана на совесть, и засов на ней что надо…

Я вытаскиваю из разделочного зала огромную колоду и подпираю ею дверь. Теперь, чтобы ее выломать, им понадобится разве что бульдозер… Тут меня будто затопляет гигантская волна. Я закрываю глаза, и меня уносит мощный горячий поток…

Я прихожу в себя уже на полу. Похоже, кратковременный обморок… Чертова рана: она-то меня и доконает… Что если у меня гангрена? Может быть, это просто иллюзия, но мне кажется, что от раны отвратительно воняет… Еще бы: повязка не менялась уже двое суток…

Этот обморок почему-то избавил меня от тумана в голове. Я поднимаюсь и иду через лавку. В дальнем углу — дверь, ведущая в апартаменты живодера.

Я криво усмехаюсь при мысли о том, что умираю у коллеги, — ведь я тоже был мясником. Только вместо скотины забивал людей…

Узкая деревянная лестница… Я взбираюсь по ней ценой невообразимых страданий. Каждый раз, когда я двигаю левой ногой, мне кажется, что бок вот-вот лопнет по швам. Наконец я добираюсь до второго этажа… Зачем бежать, если надежды уже нет? Зачем пятиться от направленного на меня оружия, если мне все равно не выбраться из ловушки?

Снаружи по-прежнему раздается многоголосый гул. В доме полно полицейских — внизу, наверху, справа, слева, везде… Свистки, окрики, приказы… Противный вой сирен на фургонах… Топот на лестницах…

Я толкаю одну из дверей: это дверь в трапезную. Мебель в стиле рококо поблескивает в мягком полумраке. Вышитая скатерть на столе, цветы в бронзовых горшках, раскрашенные гипсовые статуэтки…

На маленьком передвижном столике стоит бутылка рома. Чарка приговоренного к смерти, Капут! Угощайся, парень, пока наливают…

Я зубами вытаскиваю пробку, сую горлышко в рот и жадно, долго пью. Ром обжигает глотку, но все же подстегивает. В меня вливается сила… Хорошо знакомая мне иллюзорная сила, смягчающая болезненную реальность.

Я бегу в другую комнату… Скорее, Капут, ночной столик! На этот раз в ящике все-таки оказывается пистолет, о котором я так мечтал: небольшой «6,35» расхожей модели. Я оттягиваю затвор: полная обойма… Я крепко зажимаю ребристую рукоятку. Эта штуковина сразу прибавляет мне уверенности.

Я кидаюсь к двери, выходящей на площадку второго этажа, но слышу, как за ней суетятся легавые, и отступаю назад.

Мне остается только один путь: через спальню. Она выходит на. балкон. Может быть, с него удастся перепрыгнуть на другой?

Я подбегаю к окну, открываю балконную дверь, и на меня обрушивается мощная волна звуков. «Вот он!» — орут внизу.

Я плюю на них с высоты и оглядываюсь по сторонам. Других балконов рядом нет. Карниза тоже. Есть только водосточная труба. Я обхватываю ее обеими руками и начинаю фантастическое восхождение…

— Стреляйте! — вопят снизу какие-то извращенцы… Щелкает несколько пуль, но меня защищает балкон. Чтобы в меня попасть, легавым нужно подняться в дом напротив. Пока они туда доберутся, я…

Я продвигаюсь на один этаж вверх, и внезапно перед моими глазами возникает крыша, потому что это старый трехэтажный дом. Я хватаюсь за карниз, пытаюсь подтянуться, но не могу. Силы покидают меня, благотворное влияние рома уже прекращается. Собственный вес тянет меня в бездну… Вокруг по-прежнему цокают пули. Теперь это опасно, потому что балкон меня больше не прикрывает. Но стреляют пока что только из револьверов, а чтобы попасть из них в цель с такого расстояния, надо быть настоящим Буффало Биллом. Я закрываю глаза и повисаю на руках, пытаясь восстановить силы. Если бы еще не этот проклятый шум в голове!..

Давай, Капут! Давай, парень, держись, еще не все! Тебе осталось сделать всего несколько движений… Для такого парня, как ты… Для такого, как ты…

По моему лицу дождем стекает пот…

Давай, парень! Давай! И-и, раз!

Страшное, опустошающее, самое дикое в моей жизни усилие… И я оказываюсь на крыше, даже не пытаясь понять, как мне это удалось. Я лежу плашмя на черепице, силясь перевести дух…

В голове у меня все подернуто красной пеленой. В висках бешено стучит кровь, моя кровь, которой скоро придет время вырваться на свободу…

Я открываю глаза… Надо мной чистое голубое небо. Воздух Пронизан золотыми лучами. Солнце… Старое доброе солнце… Вдруг над самой поверхностью крыши сверкает стеклянный прямоугольник окна, и за ним появляется голова в кепи.

Вслед за головой показывается рука с револьвером.

Скорее, Капут! Скорее! Ты должен выстрелить первым, как всегда… Бык на арене не позволяет заколоть себя без боя. Даже после того, как тореадор вонзает в него шпагу, он еще рвется вперед…

Два выстрела раздаются одновременно. Я чувствую хлесткий удар в грудь и начинаю кашлять. Во рту кровь…

Голова в кепи исчезла. Попал я или нет? Над крышей плывет вонючий белый дым… Скоро появятся другие головы, много голов, потому что полиция — это гидра. Мне не удастся загнать все эти головы обратно в окно. Это невозможно…

Я замечаю чей-то силуэт за дымоходной трубой. Эти гады вылезают на крышу по ее противоположному скату. Я стреляю… Моя пуля с воем ударяет в черепицу и поднимает облачко красноватой пыли. Я стреляю снова, слышу крик, но впереди тут же возникают новые силуэты… Я пытаюсь отдышаться, не обращая внимания на кровь, которая забивает дыхательные пути…

Я стреляю еще… Мой палец давит на спусковой крючок, слезящиеся глаза ищут цель… Раздается новый вопль. Я убиваю! Я убиваю! И вот под моим пальцем уже лишь пустой, безжизненный механизм. Патронов больше нет. Это все. Теперь уже действительно все…

В ближайшем чердачном окне возникают голова и грудь очередного жандарма. У него в руках автомат. Ствол направлен на меня. Нас разделяет всего два метра. Маленький черный глаз автомата будто бы расширяется, растет. Позади него маячит человеческое лицо с цепким внимательным взглядом… Я смотрю на отверстие ствола. Ну, сколько еще ждать?

— Стреляйте же, во имя…

Я не успеваю произнести имя Того, кто обрушивает на меня свою широкую карающую длань. Ствол автомата превращается в огромную, черную, жадную, бездонную пасть, которая заглатывает меня…

Возвращаясь в тот вечер в свою квартиру на улице Боннвилль в Уайонаксе, я был счастлив, так как мог сообщить Луизе, моей жене, приятную новость. Администрация завода по производству пластмассы, на котором я работал, решила значительно увеличить мне жалованье. Это позволило бы нам вести легкую и спокойную жизнь, тем более что, несмотря на десять лет совместной жизни, ребенка у нас не было.