Марина Крамер - Пластика души [litres]

– Шпионских фильмов насмотрелись? Нет у нас такой возможности.

– Жаль. А заблокировать в случае утери?

– Тоже нет. Мы пока не так много денег можем себе позволить вкладывать в оснащение. Ну, в смысле – Аделина Эдуардовна не может.

Борис Евгеньевич времени за разговором не терял и успел выдать Матвею новый пропуск, в шутку посоветовав примотать его к руке скотчем – мол, так не сразу потеряется. Мажаров поблагодарил и вышел, сжимая новый пропуск в руке и думая о том, куда и как его лучше всего теперь прикрепить, чтобы казусов, подобных утреннему, больше не случалось.

Ровно в пять часов он вышел из здания клиники и направился к стоянке. Сев в машину, почувствовал навалившуюся вдруг усталость, хотя провел сегодня всего лишь одну операцию.

«А все бумаги, будь они неладны, – подумал Матвей, бессильно развалившись за рулем и не чувствуя в себе возможности управлять машиной. – Больше никогда на это не соглашусь, как вообще Аделина это выдерживает, не понимаю. Видимо, женский организм на самом деле более вынослив». Мысли плавно свернули к Аделине. «Наверное, лежит сейчас на пляже, нежится на солнышке и ни о чем не думает».

Матвей не подозревал, что именно в этот момент Аделина пытается найти способ вернуться в отель из небольшого городка на юге Испании.

Такая глупость – ругаться из-за мужчин. Никогда не понимала вот этого – ну, как можно разорвать многолетние дружеские отношения только потому, что тебе не нравится мнение подруги о твоих кавалерах? Ну, не слушай, попроси, в конце концов, не говорить об этом – что мешает? Нет – нужно спросить совета, не дослушать и еще и обидеться. И все бы ничего, если бы моя дражайшая подруга не села за руль и не умчалась, оставив меня в совершенно незнакомом месте. Сперва я растерялась, но потом взяла себя в руки.

– Прекрати истерику, Драгун, – сказала я сама себе негромко. – Ты отлично владеешь английским, не может быть, чтобы здесь никто его не понимал. У тебя есть деньги, ты знаешь адрес отеля – так в чем проблема? Ищи такси, и вперед.

Машина нашлась довольно быстро, и водитель, на мое счастье, неплохо говорил по-английски, и минут через двадцать мы уже выехали на трассу, ведущую в Тоссу. Пока за окном мелькали приморские пейзажи, я твердо решила, что завтра же улечу домой, и черт с ним, с этим отдыхом. Терпеть Оксанкины выпады тоже больше не стану, а если Севка случайно спросит, что случилось, так и скажу – нам с тобой предпочли облезлого, но очень знаменитого в узких кругах режиссера. Тут я, конечно, преувеличила, разумеется, говорить это Севе я не буду, не смогу сделать человеку больно. Но и Оксанке этот фортель тоже не спущу. Меня всегда удивляло вот это – отказываться от близких в пользу очередной «любви навек». От Севы, от меня. В итоге «любовь навек» растворялась в пространстве, а мы с Севой оставались. Но на этот раз с меня хватит.

Этот облезлый Арсений снова позвонил в тот момент, когда мы мирно прогуливались в каком-то маленьком городке на базаре, выбирая фрукты и местное вино. Оксанка сперва покраснела, потом побледнела, затем отошла от меня на расстояние и заворковала в трубку, а когда закончила, вернулась и сообщила:

– Я ухожу от Владыкина.

– Здравствуйте, моя бабушка! С чего это?

– Арсик предложил мне жить вместе и вместе работать.

Я не верила ушам – буквально пару часов назад он врал ей, что он в Крыму, предлагал какую-то аферу, а сейчас зовет жить вместе? Что за метаморфозы такие? Напекло плешь испанским солнцем – ничем иным я не могла это объяснить.

– Ты соображаешь вообще, что говоришь? Куда ты пойдешь, к кому, зачем? А если на этот раз Севка тебя не пустит обратно?

– И пусть! Зато я буду жить с любимым человеком, буду постоянно с ним, а не урывками. Мне это важно. Мой мужчина тот, с кем я делю постель.

Я почувствовала, что меня сейчас стошнит. Оксана порой говорила такие пошлости, от которых становилось физически дурно.

– Он тебе врет, – напомнила я. – Врет, изворачивается – и это, поверь, никогда уже не изменится, он так привык, он так живет. И если ты думаешь, что сможешь исправить, изменить, то не заблуждайся.

Глаза у Оксаны в один миг стали щелками, она уперла руки в бока и спросила, с трудом сдерживая злость:

– А надо, как ты? Надо всю жизнь жить одной, пестовать эту гребаную клинику, как ребенка, всю себя ей отдавать? Приходить в пустую квартиру, ложиться в холодную кровать, и все потому, что когда-то тебя мужик кинул? Никому больше не верить? Или просто из трусости не пытаться, а? Боишься, что и Мажаров тебя тоже попользует и выкинет, да? Ну, ты всегда была в себе не уверена, Драгун, и мужики это чувствуют.

– Лучше уж пусть чувствуют и обходят, чем прилипают такие, как твои.

– Да пошла ты! – взвизгнула Оксана и, повернувшись, почти побежала к выходу с базара.

Я же и подумать не могла, что она сядет в машину и уедет, бросив меня одну в незнакомом месте. Настоящая женская дружба – поругаться из-за плешивого артритного кобеля…

Погрузившись в мысли, я даже не заметила, что мы доехали, и долго хлопала глазами, не узнавая места.

– Сеньора, мы на месте, – деликатно напомнил водитель, и я встрепенулась:

– О, спасибо! Так быстро…

Рассчитавшись, я выбралась из машины и направилась ко входу в отель. В номере было прохладно, я упала поперек кровати и закрыла глаза. Совершенно очевидно, что отдых – это не мое, и нечего себя больше обманывать. Все пошло не так… значит, надо собираться и ехать домой. Проведу еще пару дней там, съезжу на кладбище к маме – дела найдутся.

Я заказала билет на завтра, вынула из шкафа чемодан и сложила все вещи, оставив только то, что пригодится с утра и в чем полечу. Надо бы спуститься и предупредить, что освобожу номер рано утром, а заодно и чаю попить, ужинать по жаре совершенно не хотелось.

В холле было малолюдно, отдыхающие, видимо, все еще купались или лежали у бассейна. Выслушав причитания портье по поводу моего скорого отъезда и заверив, что отель тут ни при чем, я взяла чашку травяного чая и села у большого окна за плетеный столик. Самым отвратительным оказалось то, что с другой стороны стекла, на улице, точно за таким же столиком сидел Оксанкин режиссер, нежно сплетя пальцы с пальцами длинноногой блондинки в ярко-оранжевой пляжной тунике. Это была одна из тех женщин, с которыми мы видели режиссера в первый день. Значит, он не просто так тут, а с любовницей. Но это уже не мое дело, потому что, даже принеси я сейчас Оксанке в номер фотографии, она скажет, что я специально это подстроила. Ну, пусть сама разбирается, не маленькая уже.

Режиссер с девицей поднялись и пошли внутрь, и когда проходили мимо меня, я услышала, как Арсений говорит: