Алан Брэдли - В могиле не опасен суд молвы [litres]

Еще дальше можно было поиграть в «корону и якорь», «под и над» и, несмотря на запрет казино на деревенских ярмарках, в рулетку. Над огромным, на удивление ярко освещенным колесом висела написанная от руки вывеска: «Детям нельзя».

Для малышей имелся пруд с магнитными удочками, чтобы вылавливать ненужные безделушки.

– Эй, привет! – окликнули меня из-за спины, и я повернулась, оказавшись лицом к лицу с мужчиной, которого видела в пабе. С тем, кто был самым высоким. Я узнала его по носовому платку в горошек.

Он спросил:

– Мы же уже виделись? Мне знакомо твое лицо.

Я не ведусь на такие уловки. Даффи рассказала мне, что надо делать, когда подходят незнакомцы и утверждают, что мое лицо им кажется знакомым. Ее инструкции варьировались от резкого замечания до быстрого отступления, сверкая пятками.

«Дай им понять, что ты не настроена иметь с ними дело», – велела Даффи.

Я покачала головой и отвернулась. Но мужчина не сдался так легко. Он обогнал меня, встал лицом к лицу, мешая пройти, и потряс передо мной стопкой разноцветных билетов.

– Попытай удачу в лотерее, – начал уговаривать он. – Шесть пенсов за один билет, за шиллинг даю дюжину. Все по-честному.

– Уходите, – громко произнесла я. Это шаг А.

– Ну же, – настаивал он. – Ты производишь впечатление девочки, которая не против рискнуть.

– Уходите, – повторила я. Это шаг Б.

– Ты не можешь выиграть, если не участвуешь, – заныл он.

Шаг В следовало выполнять, только когда мужчина попытается применить силу, но если он коснется меня хоть пальцем… У меня будут развязаны руки.

– Я вас предупреждаю… – сказала я.

Ладонь легла мне на плечо. Я резко повернулась, засекла цель и…

– Пойдем, Флавия, – сказал Хоб, потянув меня за рукав. – Купишь мне сахарную вату.

Мне захотелось прибить его. Этот мелкий засранец следил за мной?

Я вопросительно выгнула бровь.

– Ты знаешь точно так же, как и я, что сладости до сих пор нормированы.

– Конечно, знаю, – Хоб ухмыльнулся, – но у меня есть талон.

Так и получилось, что мы вдвоем, испачканные по уши розовой ватой, медленно шли по центральной улице, по-кошачьи облизывали свои палочки и вытирали липкие пальцы о листья нависающих над нами деревьев.

Совместное поедание сладостей так же прочно связывает людей, как любовь. По крайней мере, мне так кажется, хотя я никогда не была влюблена. Да и к сахару я не очень привычна. Война, что поделать.

Тем не менее, прогуливаясь рука об руку и с шумом втягивая в себя сладкую вату, мы почти сразу стали близкими друзьями.

– Каково это – иметь отца-гробовщика? – полюбопытствовала я.

Я умирала от желания задать этот вопрос с первой секунды нашего знакомства и, по непонятным мне причинам, отчаянно хотела услышать ответ.

– Ты правда хочешь знать?

– Конечно, – ответила я, снимая нитки сахара с подбородка. – Меня очень интересуют такие вещи. Хотела бы я, чтобы мой отец занимался таким ремеслом.

– А он нет? – переспросил Хоб.

– Нет. По крайней мере, не напрямую.

Я подумала о военной службе отца, о тех временах, когда он и Доггер служили на Дальнем Востоке и отправляли иностранцев на тот свет.

– Но ты не ответил на мой вопрос, – заметила я, возвращаясь в настоящее.

Хоб пожал плечами.

– Ну, – произнес он, – меня дразнят в школе.

– Я бы вырвала их сердца, – сказала я. Внезапно меня охватило страстное желание защитить этого мальчика.

– О, я не против, – сказал Хоб. – Папа говорит, что в жизни много смерти и что лучше подружиться с ней, чем враждовать.

О! Какой мудрец!

Как будто небеса внезапно разверзлись и бестелесная рука протянула мне свиток с тайнами вселенной.

У меня с плеч словно сняли тяжелый груз – груз, который я не ощущала, пока не избавилась от него.

Мне хотелось кого-нибудь обнять. Или громко запеть.

– Хмммм, – протянула я. – Полагаю, это разумный взгляд на вещи.

Неожиданно я заметила, что Хоб перешел от неторопливой прогулки на галоп. Да, галоп!

Такое ощущение, что моя радость каким-то образом передалась ему.

– Что ты знаешь о Поппи Мандрил? – внезапно поинтересовалась я.

По моему опыту, гром среди ясного неба зачастую может вызвать сильнейшую лавину.

– Все ее боятся, – ответил Хоб, не моргнув и глазом.

– Все?

– Ну конечно, кроме меня, – Хоб выдвинул челюсть. – Но я видел ее только издалека.

Я не смогла удержаться.

– Откуда ты знаешь, что все ее боятся?

– Потому что у меня ушки на макушке, – сказал Хоб. – Слушаю, что говорят на похоронах.

На меня нахлынуло осознание, что рядом со мной кладезь информации. Если есть на свете место, где люди говорят все, что им вздумается, – это на похоронах. Эмоции, и особенно грусть, развязывают языки почище алкоголя.

Готова поспорить, что над открытым гробом рассказывают больше тайн, чем во всех исповедальнях христианского мира.

– Правда? – восхитилась я.

Хоб приосанился.

– Миссис Перри говорила об этом миссис Белани на похоронах старого мистера Аркрайта. Как только Поппи Мандрил вошла в помещение, все отошли от нее подальше, как будто она чумная.

– Может, из уважения? – предположила я.

– Пфф! – фыркнул Хоб. – Они ее боялись. Миссис Перри придвинулась к миссис Белани и прошептала: «Они боятся эту…» Мне не разрешается говорить это слово, но ты понимаешь, о чем я. Я слышал это своими собственными ушами.

– Ты такой умный, Хоб, – сказала я, и он покраснел как рак.

– Я так и знал! – воскликнул он, обнимая себя руками. – Так и знал!

– Так и есть, – заверила его я. – Что еще ты слышал? Имею в виду, насчет Поппи Мандрил? О других можем поговорить позже.

– Она работает в театре «Паддл Лейн», – Хоб закатил глаза с таким видом, будто я должна понимать его намеки. – Они ставят спектакли в городском муниципалитете. Пантомимы на Рождество. Ну, знаешь, о чем я.

Я и правда знала. В Бишоп-Лейси мы страдаем тоже от этих ужасных и нелепых, но обязательных комедий.

Но почему мертвый Орландо был одет словно персонаж рождественской пантомимы? В конце концов, сейчас июнь! Репетиции начнутся только через несколько месяцев, а уж репетиции в костюмах… Они тем более невозможны в это время года.

– Кто-нибудь устраивает маскарад? – поинтересовалась я.

– Что это такое? – спросил Хоб.

– Маскарад? Костюмированная вечеринка. Например, можно нарядиться разбойником. Джентльмены в париках, леди в шелковых платьях с пышными, как палатки, юбками и с мушками на щеках.

– Фу, – сказал Хоб. – Звучит не очень. Никогда не слышал ни о чем подобном.

– Почему все боятся Поппи Мандрил? – полюбопытствовала я, пытаясь направить разговор в нужное русло.

– Она командирша, – сказал Хоб. – Вечно раздает людям приказы.