Алла Холод - Чужая гостья

– Друзья мои, я жду вас всех внизу через полчаса, в столовой будет небольшой банкет. А пока – вот это…

Марьяна достала из пакета большую бутылку мартини экстра-драй, коробку дорогих конфет, пару упаковок импортной клубники.

– Клубника, конечно, пока что пластиковая, но пахнет хорошо, – сообщила она. – На повестке дня – два тоста. И первый – за окончание выборной кампании, за новую думу, за конец безумия и начало спокойной работы. Благодарю вас за то, что ответственно выполняли свои обязанности в мое отсутствие!

Чокнулись, выпили, закусили кто чем. Один из сотрудников спросил:

– Какой же второй тост, Марьяна Юрьевна? Вы что-то он нас скрываете. У вас очень загадочный вид.

– Уже не скрываю, – улыбнулась Марьяна, – все равно скоро узнаете. Я выхожу замуж.

Все присутствующие ахнули. Марьяну считали счастливой женой, ничего подобного от нее не ожидали. В кабинете поднялся гул, в котором в равных пропорциях было смешано восхищение, удивление, недоумение. В воздухе повис вопрос: кто он?

– Сегодня я его представлю, – выпалила всегда такая спокойная и рассудительная Марьяна и улыбнулась во весь рот.

– А он будет здесь? – уточнила одна из сотрудниц. – Он новый депутат?

– Да, новый депутат, но не наш, а городской, – ответила Марьяна. – Ну что, давайте еще по одному глоточку, и я побегу.

– Марьяна Юрьевна, но вы нас не бросите? – пискнула одна из сотрудниц.

– Скоро брошу, – нарочито грозно произнесла Марьяна. – Где-то через месяц, когда пройдут установочные заседания в обеих думах. Но не бойтесь, всего на две недели.

– Это будет медовый месяц? – не унималась любопытная девица.

– Да, Юлечка, мы поедем на Маврикий, – сказала Марьяна и заторопилась. – Все, я убежала вниз, будьте в столовой через пятнадцать минут.

Когда дверь за Марьяной захлопнулась, Анечка почувствовала, как бешено колотится пульс в левом виске. Она посмотрела на себя в зеркало: лицо было пунцовым и блестело от пота. В мозгу гулко отпечатались несколько слов: новый депутат… не наш, а городской… поедем на Маврикий. Конечно, это всего лишь совпадения, ничего другого просто быть не может. Но возможны ли такие совпадения? Анечка спускалась с третьего этажа на слабеющих ногах.

– Чего это, мать, тебя с мартини так повело? – весело подмигнул ей редактор сайта Юра. – Тренироваться надо.

– Да, что-то голова закружилась, – пробормотала Анечка и снова промахнулась мимо ступеньки.

Лестница сливалась перед глазами, координация движений внезапно нарушилась, ей казалось, что она может в любую минуту сверзиться. Юра придержал ее под локоть, они вошли в столовую, и в голове у Анечки вновь толчками забилась горячая, жгучая кровь. Она оглядела зал, некоторые из присутствующих уже держали в руках наполненные рюмки, раздавались шутки, кто-то кого-то похлопывал по плечу, кто-то с кем-то целовался. Марьяны еще не было. «В конце концов, что на меня нашло? Разве один только Руслан избрался в городскую думу? Там почти все депутаты – мужчины, всего три или четыре женщины получили мандаты. И почему меня так резануло про Маврикий? Он что, один во всем мире знает про этот остров? Я просто истосковалась по нему и схожу с ума. Просто слишком сильно влюбилась, и мне кругом мерещатся какие-то ужасы. Но почему он не звонит? Почему не включает телефон, не дает себя поздравить?..» В эту минуту дверь в столовую распахнулась и появилась новая компания участников банкета. Все прошлое руководство областной думы обеспечило себе новые мандаты, в зал вошли вчерашний председатель, самые влиятельные из депутатов, судя по блеску в глазах, уже начавшие отмечать победу. Была среди них и Марьяна Карелина, великолепная в своем элегантном черном наряде. Ее держал под руку высокий брюнет в темно-синем пиджаке. Это был Руслан Малышев.

Боль в левом виске стала нестерпимой, и каким-то краем сознания Анечка подумала, что сейчас с ней случится инсульт. Дыхание стало мелким, поверхностным, воздух не проникал в легкие, голова закружилась. Анечка неотрывно следила взглядом за Русланом, ждала, что сейчас он повернется к ней, увидит ее, и чары рассеются. Похоже, он действительно ее увидел, скользнул быстрым поверхностным взглядом, не поздоровался, ничем не выдал, что знаком с ней. А когда расселись за столы, расположился вместе с Марьяной на максимальном удалении. Анечка за стол сесть так и не смогла, ее затошнило, перед глазами поплыли мушки. Она выбежала в коридор, понеслась к лестнице, в какой-то момент потеряла координацию, грохнулась на пол.

– Вроде только начали, а ты уже на полу, – неодобрительно заметил постовой полицейский.

Присмотрелся, понял, что человеку плохо, бросился к девушке, пытавшейся подняться на ноги.

– Что случилось? Чем помочь? – участливо спросил он.

– Вызови лифт на третий этаж, помоги дойти, – попросила Анечка.

– Может, тебе «Скорую» вызвать? – предложил служивый.

– Не надо, это давление, я справлюсь.

– Вообще-то давление – это опасно, – заметил он. – Такая молодая, а уже давление…

Он помог ей добраться до кабинета, одеться, вызвать такси. Анечка дошла до машины, назвала адрес и всю дорогу смотрела на мелькающие за окном улицы ничего не видящим взглядом. Потом расплатилась с водителем, поднялась к себе в квартиру, скинула обувь и пальто. Рыдания, которые она до сих пор каким-то чудом сдерживала, вдруг отказались выходить наружу. Крушить мебель и бить посуду не было сил. Анечка посидела так минуту-другую и снова стала одеваться. Она спустилась в ближайший супермаркет, купила самой простецкой водки (не праздник, отмечать нечего), нехитрой закуски и побрела домой. После водки слезы нашли наконец-то дорожку на выход, и она проплакала до середины ночи, пока алкоголь не свалил ее с ног.

На следующее утро Анечка не смогла пойти на работу. Даже если бы ее физическое состояние позволило, даже если бы ее не так сильно тошнило и не так нестерпимо болела голова, она бы все равно не смогла. Прийти к себе в кабинет, замереть там серой мышью, слиться с обоями и каждую минуту ждать встречи с Марьяной? Такой счастливой, такой влюбленной Марьяной Юрьевной, уверенной в себе, продвинутой, стильной? И красивой, что уж лукавить? Анечка посмотрела в зеркало на свое мятое, опухшее от слез и водки лицо, и голова у нее закружилась, одолел рвотный спазм. Она пролежала так до полудня, не отвечая на телефонные звонки и пытаясь побороть мучающее ее похмелье, но легче не становилось. В 12 Анечка встала с мокрой от пота и слез кровати, пошла к холодильнику и откупорила бутылку водки, предусмотрительно взятую еще вчера про запас. Налила грамм пятьдесят-семьдесят, плеснула сверху томатного сока и задумалась над стаканом. В папином окружении были такие неприкаянные – коллеги, быстро пропившие свой талант, ум и здоровье. Чаще это были мужчины, но встречались и женщины. Мама всегда предостерегала отца от излишних увлечений посиделками, боялась, как бы и он постепенно не оказался в той же компании неудачников, забубенных пьяниц, вечно обвиняющих в своей гиблой доле подлую судьбу, тупых окружающих, гнусное правительство – кого угодно, только не самих себя. В этой категории папиных знакомых женщины имели самый удручающий вид. Их было всего две, они дружили между собой и хотя к числу близких папиных друзей не принадлежали, Анечка запомнила их надолго. Давно бросившие следить за собой, с одутловатыми нездоровыми лицами, с которых водка безжалостно смыла остатки былой привлекательности, они вызывали брезгливое чувство. Они жили в каком-то своем мире, где не стыдно быть такими. Где, конечно, нет перспектив романтических свиданий на Маврикии, но зато нет и горьких, разрывающих душу сожалений о том, что это счастье досталось кому-то другому. Наверное, в этом мире все просто, и нет места той испепеляющей ненависти, которая так легко прожигает в душе зияющую дыру. Анечка выпила водку, даже не додумав свою мысль до конца. Потом выпила еще, отключила телефон и надолго выпала из той жизни, которую построила с большим трудом.