Алла Холод - Чужая гостья

Обычно Уля и Маша созванивались около полуночи, когда все фильмы уже пересмотрены, домашние дела сделаны, и обе сестры готовились ко сну. Потом они не смогли бы сказать, кто именно кому звонил. В тот момент, когда Маша подходила к телефону, чтобы набрать Улин номер, раздавался звонок. А если Маша звонила сестре, то та брала трубку через секунду, будто стояла у аппарата. Да, в общем-то, так оно и было. Всю свою жизнь сестры – как и большинство близнецов – чувствовали друг друга на расстоянии.

Ульяна не знала, как устроена телевизионная кухня, но обладала безошибочным нюхом на людей, точно улавливала исходящие от них флюиды и редко когда ошибалась в своих впечатлениях и оценках.

Марьяна потянулась за телефонной трубкой, и в тот же момент телефон оглушительно заверещал. Как всегда.

– Еще не ложишься? – осведомилась Уля на другом конце провода.

– Собираюсь, – ответила Маша, – но сначала хочу кое-что тебе рассказать. Мне не дает покоя один производственный конфликт, и я не пойму, чем ситуация меня так раздражает.

– Выкладывай, – вздохнула Ульяна и следующие несколько минут внимательно слушала подробный рассказ сестры. Когда та закончила, несколько секунд в трубке царила тишина.

– Я не совсем поняла, почему ты так беснуешься, – проговорила Ульяна. – Ты же можешь просто уволить человека и навсегда забыть о его существовании. Если уж тебе с близкими друзьями приходилось разрывать отношения, и ты делала это не моргнув глазом, то выкинуть какого-то совершенно чужого, постороннего и к тому же неприятного и нечистого на руку человека должно быть совсем просто. Что тебя беспокоит? Ты не можешь решить, что тебе делать – просто уволить его или все же назначить этот самый аудит?

– Ну да! – воскликнула Марьяна. – Именно это меня и беспокоит. Я хотела возбудить ревизорскую проверку, но она будет иметь для этого коммерческого директора серьезные последствия. Канал-то бюджетный. И еще я не пойму, чего он от меня хотел. Сначала намекнул на взятку, но это мы сразу же проехали. А потом стало непонятно, угрожает он мне или умоляет его не трогать.

– У тебя что, есть задание от будущего собственника как-то круто разобраться со своими предшественниками?

– Да брось ты, конечно, нет! – недовольно воскликнула Марьяна. – Нет у меня никакого специального задания. Мне нужно только расчистить поле для новой команды.

– Ну и в чем проблема, я не понимаю? – спокойно спросила Уля. – Чего ты занервничала? Уволь его, да и дело с концом.

– Но он вор! – возразила Маша.

– А ты кто? Следователь, прокурор? – парировала сестра. – У тебя лично он же ничего не украл? Так зачем он тебе нужен? У тебя, Маня, уже столько врагов, что любой новый недоброжелатель может оказаться тем лишним грузом, который обеспечит твоему багажу перевес.

– Ты так думаешь? – поникшим голосом спросила Марьяна.

– Да ты и сама так думаешь, – предположила сестра. – Если бы думала иначе, ты бы меня не спрашивала. Ты сама не уверена, поэтому и раздражаешься.

Ульяна минутку помолчала, потом добавила:

– Мало ли на что способен человек, которого загоняют в угол! Его, наверное, не следует бояться, но держаться от него лучше подальше. Уволь его, Маня, и забудь о нем.

– Наверное, ты права, моя птичка, – задумчиво промычала Марьяна.

– Твоя птичка очень хочет тебя увидеть, – отозвалась Уля, – тем более что у нее тоже есть разговор.

– Выкладывай.

– Нет, Маш, это не по телефону, я должна тебя увидеть.

– Ты чем-то взволнована? Я по голосу слышу.

– Скорее да, чем нет, но все это завтра. Увидимся, и я тебе расскажу. Ты, кстати, в курсе, что мы не встречались уже почти неделю?

– Пять дней, – уточнила Маша. – Я совсем обезумела с этой новой должностью. Может, завтра по-обедаем, если у меня будет возможность?

– А если ее не будет, то поужинаем, – подытожила Уля. – Созвонимся днем, договоримся.

Сестры попрощались, и Маша задумалась. Действительно, стоит ли создавать проблему из обычной, рядовой производственной ситуации? Она прошла множество предвыборных кампаний и прекрасно знала, что через официальный избирательный счет кандидата оплачивается только малая часть всей предвыборной агитации. Практически вся полевая работа с агитаторами осуществляется через неофициальные расчеты. И сотрудники, которых она нанимала, часто не могли побороть соблазн запустить руку в чужую наличность. Тех, которых Маша ловила, она увольняла в ту же минуту, и вот теперь ей припомнилось, что далеко не всегда она ставила об этом в известность самого кандидата. Зачем? Это ее часть работы, и она прекрасно справлялась с ней сама. А ведь сейчас ситуация почти такая же. Зачем ей выводить на уровень официального расследования злоупотребления, которые она уже пресекла? Что ей будет от этого за радость? Вот оно, ключевое слово! Только сейчас Маша поняла, что ее глодало целый день, какой именно вопрос Виталия Житко не давал ей покоя. Что за радость вы получите? – так, кажется, он сказал. Маша даже подскочила на кровати. Неужели она и впрямь могла бы получить удовольствие от того, что совершенно постороннего и малознакомого человека стали бы преследовать в уголовном порядке? Только урод может получать кайф от унижения другого человека, даже если этот человек неприятен или не прав. Боже, неужели она докатилась до такой пакости? Во что она превратилась на этой работе?!

Маша всегда слушалась Улиных советов, и тому была только одна, но веская причина: каким-то непостижимым образом ее сестра всегда оказывалась права. Профессиональный опыт, специальные знания, успешную практику ей вполне заменяло одно, но очень ценное качество: тончайшая, почти сверхъестественная интуиция. Уля чувствовала людей. Знакомых и даже незнакомых. Порой она так точно предсказывала исход той или иной жизненной ситуации, что Маше становилось не себе.

– Ты могла бы стать гениальным психологом, – твердила она сестре, – ты уже была бы доктором наук, если бы захотела! Если бы не была такой лентяйкой и бестолочью и не похерила свой талантище, ты бы добилась в жизни очень многого!

– Все, что мне нужно, у меня есть, – беззаботно отвечала Уля. – И самое большое достижение моей жизни заключается в том, что мне не нужно вставать в восемь утра.

Насколько Ульяна и Марьяна были схожи внешне, настолько же они были разными во всем, начиная с темперамента и характера, кончая бытовыми вкусами и привычками. Маша появилась на свет первой и считала себя старшей сестрой. Уля, родившаяся на 18 минут позже, не возражала. Она не спорила с Машиным лидерством, но и не признавала его. Она вообще ни с кем не спорила, никому не возражала, но и никому не подчинялась. Свою точку зрения она имела по каждому вопросу, но никогда не настаивала на том, чтобы с ней соглашались. Уля просто излагала свои аргументы и оставляла собеседнику право самостоятельно их осмысливать и оценивать. С самого раннего детства было ясно, что Марьяна растет целеустремленной и ответственной, она отлично училась даже по тем предметам, которые не представляли для нее интереса. А после окончания школы она твердо нацелилась на то, чтобы сделать хорошую карьеру и самостоятельно зарабатывать деньги. И обязательно хорошие деньги, такие, которые давали бы ей возможность быть ни от кого не зависимой и вести такой образ жизни, который отвечал бы ее запросам. А запросы у Марьяны всегда были высоки… Ее характеру иногда были присущи чрезмерная прямолинейность и категоричность, и всегда – обостренная щепетильность в вопросах чести и порядочности. Все это вместе не прибавило Маше счастья в личной жизни, но хорошо послужило ее профессиональной репутации. На предвыборных кампаниях сплошь и рядом подвизались скользкие проходимцы, весь профессионализм которых состоял в умении запудривать кандидату мозги и ловко его обкрадывать. Они направо и налево торговали конфиденциальной информацией и продавали своих работодателей с потрохами. Марьяну Карелину – креативную, умную и каким-то удивительным образом честную – мечтали заполучить самые богатые и влиятельные, но она соглашалась работать только с теми, кто не вызывал у нее личной неприязни. При всей своей жизненной опытности Марьяна каким-то невероятным образом не утратила доверчивости, и когда обманывалась, знала только один способ восстановить равновесие: безоговорочно исключить из жизни человека, его нарушившего. Ульяна с детства была тихой и нежной девочкой, ее интересовала музыка, театр, живопись, кино и книги, книги, книги… Она все время читала. Художественную литературу, жизнеописания великих ученых, композиторов и живописцев, документальные исторические произведения. Часами могла рассматривать альбомы знаменитых живописцев. Ходила в клубы кинокритиков, на выставки современных художников, но ни одно из своих увлечений не пожелала сделать профессией. Одно время родители пытались как-то на нее воздействовать, ставили в пример целеустремленную Марьяну. Уля, как всегда, не спорила, но продолжала жить так, как хотела, совершенно не реагируя ни на какие увещевания. Она окончила романо-германский факультет, прекрасно владела английским и французским, но ни одного дня не работала по полученной в университете специальности. Уля никому не позволяла вмешиваться в свою личную жизнь, влиять на свои представления о мире и его устройстве, о других людях и их влиянии на свою судьбу. Ее внутренний мир принадлежал только ей, пропуск в него в виде исключения имела только Марьяна. В остальном – например, в устройстве своего быта – к полной самостоятельности Ульяна особенно не стремилась, не видя ничего зазорного в получении помощи от близких. И когда отец понял, что взрослую Ульяну пора отселять, она не возражала: охотно приняла от него в подарок добротную двухкомнатную квартиру в самом центре города, отделанную, впрочем, в строгом соответствии с ее собственными вкусами. Так же легко она приняла и предложенную отцом работу в его фирме: Уля переводила документы на всю поступающую медтехнику, курировала выпуск новых буклетов, ездила вместе с менеджерами на зарубежные выставки диагностического оборудования. И никогда не спрашивала у отца, почему за столь легкую и непыльную работу ей платят так много.