Инна Балтийская - Под диктовку Альцгеймера

В полном ошеломлении я вытаращила на него глаза. Вот уже чего не ожидала услышать!

— Понимаете, он постоянно спрашивал, с какими сердечными лекарствами сочетается наш блокатор. — нахмурив брови, продолжал Петр. — Я ему говорил, что проверки совместимости с различными лекарствами мы пока не проводили, но на проводящую систему сердечной мышцы средство действует. Поэтому для экспериментов надо выбирать только людей с абсолютно здоровым сердцем. Но…

— Но зачем Натану Константиновичу принимать ваш блокатор? — все еще не могла осознать я.

— У него был активным аллель APOE4. — грустно ответил химик. — Мне генетики по секрету сказали. Ваш профессор очень боялся деменции. Это был одним из самых сильных его страхов.

Я сидела молча, откинувшись на сидении. Как мало мне было известно об окружающих меня людях! Профессор выслушивал мои рассказы про мать, утешал… но ни разу не обмолвился о том, что сам опасается наступления Альцгеймера! Более того, ему уже перевалило за седьмой десяток, и, если бы опасность существовала, то признаки начинающейся дегенерации мозга были бы заметны окружающим. Но это для меня такие доводы имеют резон. Если у человека сильная фобия, вряд ли досужие рассуждения его утешат.

Ладно, допустим, втайне Натан Константинович боялся активизации зловредного гена, и блокатор разрабатывал в первую очередь для себя. Но ведь клинические испытания были в самом разгаре, еще полгода, максимум год, и мы бы точно знали, как действует блокатор и с какими лекарствами его можно сочетать. Зачем было испытывать недоработанный препарат на себе?

— Да, понимаю ваши сомнения. — покачал головой Петр. Я не проронила ни слова, но видимо, все мысли отразились на лице. — Но смотрите сами. Профессор вошел на к нам здоровым и бодрым. Я химик, а не врач, но общие познания в медицине имею. Как и вы, кстати. Скажите, вам профессор показался… ну, накануне гипертонического криза или инсульта?

— А есть такие признаки? — удивилась я. — Вообще-то, инсульт часто наступает внезапно, без предупреждения. А иногда у пожилых людей отрываются тромбы, это вообще предсказать невозможно.

— А посмертную маску вы видели? — хмуро спросил химик. — А пену на губах? Это не инсульт и не тромб. Такие искаженные лица я видел после обширного инфаркта — но он не убивает за пару секунд. А пену — при эпилепсии.

Я потрясла головой. Пена на губах? Я ее не видела! Более того, я делала искусственное дыхание… пена… я бы почувствовала! У меня снова резко закружилась голова, и перехватило дыхание.

— Эльвира, боюсь, мое мнение во внимание не примут — но это отравление. — четко сказал Петр. — Нужно делать вскрытие.

— Вы утверждаете, что вашим препаратом можно отравиться?

— Нет, конечно! — возмутился химик. — Мы проводили испытания уже давно, этот блокатор — просто улучшенный вариант прежнего! Но уверен, что с сердечными препаратами его принимать было нельзя. Этот коктейль просто остановил и без того нездоровое сердце профессора.

— Но вы думает, что профессор сам принял препарат… — не понимала я. — Так зачем вскрытие?

— Я думаю, что блокатор гена APOE профессор принял сам. — отрезал химик. — Я передал ему пробирку, и он специально задержался в лаборатории, чтобы незаметно выпить дозу. А вот сердечные капли одновременно с препаратом он пить бы не стал. Их подлили перед походом в лабораторию.

Ночевать я осталась в институте, на кушетке в кабинете биохимии. Петр ходил к начальству, затем ездил в Следственный комитет настаивать на вскрытии, я же от дальнейшего расследования полностью отстранилась. Интересно, Петр подозревает в отравлении меня? Кроме нас с профессором, в лаборатории молекулярной генетики в последнии дни посторонних не было. Но я сердечные капли профессору не подливала, уж в этом я была уверена. Кстати, а у него разве было больное сердце?

К своему ужасу, я поняла, что не знала даже этого. Да, когда Натан Константинович быстро шел, скорее бежал по коридорам или по лестницам, у него начиналась одышка. Но он сам смеялся над своим весом и возрастом, уверяя, что Альцгеймер ему не грозит — не доживет. И ни разу я не видела, чтобы он резко останавливался и хватался за грудь… Не видела в его руках никаких подозрительных бутылочек или пузырьков, за исключением препаратов, разработанных по нашим формулах химиками. Может, он принимал лекарства втайне, не желая вызывать жалость?

Профессор всегда казался мне человеком открытым, полностью поглощенным наукой. Тщеславным, да, но кто ж из нас без греха. Он мечтал разработать лекарство века, войти в историю генетики. Но представить, что он скрывал сердечные приступы и тайком глотал лекарства… Это было настолько же дико, как и поверить в то, что он решил тайком принять недоработанный блокатор гена APOE. А впрочем, у него могло быть вполне здоровое сердце, и сердечные препараты он выпил не сам. Петр подозревает, что их тайком подлили перед походом в лабораторию. Но кто и зачем???

Под утро я прилегла на большое кресло и забылась тяжелым сном. Разбудил меня Петр. Он сел в кресло напротив, бодро отчитался, что вскрытие состоится послезавтра, а пока он хотел бы выяснить, как будет проходить наша дальнейшая работа.

— Имейте в виду, весь запас наших ферментов погиб. Разумеется, за несколько дней мы восстановим его, но я хотел бы решить вопрос принципиально. Готовим заново фермент для блокировки APOE4, или ваш блокатор рецепторов?

Я протерла кулачками глаза и попыталась сосредоточиться. Голову словно залили свинцом, виски периодически пронзали раскаленные иглы. Почему мой блокатор? А как же почти законченная работа Натана Константиновича?

— Эльвира, а зачем? — растерянно спросил меня химик. Кажется, я повторила свой вопрос вслух. — Он же бесполезен, профессорский блокатор, подумайте сами. Те, у кого еще не начался Альцгеймер, разве станет его принимать? Даже проверять аллели не станет, зачем? А когда болезнь начала развиваться, разве поможет блокировка гена? Процесс-то уже запущен?

Внезапно его напряженное до того лицо расслабилось, он слегка улыбнулся и подмигнул мне:

— Вы же и сами это понимаете, раз в обход профессора работали над своим препаратом…

— Я не работала в обход! — Я хотела возмутиться, но никак не могла собраться с мыслями. — Все было согласовано с Натаном Константиновичем. А вы не правы, совсем. Люди знают — если в роду кто-то погиб от Альцгеймера, у них повышенный риск. Вот как у меня, к примеру. Я собиралась принимать препарат лет через десять. Если будет объявлено, что болезнь Альцгеймера можно предотвратить, люди, у которых родственники больны, сами придут на обследование…

— И начнут принимать блокатор гена? — усмехнулся Петр. — Но не все, у кого активен аллель APOE4, получают деменцию. Получается, люди будут принимать препарат просто на всякий случай? Это то же самое, что из опасения перед онкологией заранее отрезать себе грудь и яичники. А вы уверены, что у блокатора не будет отдаленных последствий, не уступающих Альцгеймеру?