Инна Балтийская - Мертвые скажут правду

Телефон! Я же видела, что муж положил мне его обратно в карман! Стараясь не кричать от боли, я достала трубку. Она была отключена, но, к счастью, не разряжена. Я включила мобильник, и тут же на дисплее высветились несколько пропущенных звонков от мамы и Тамары. Я перезвонила Тамаре:

— Томочка, спаси! — голос не слушался, хрипел, но подруга узнала его даже в таком виде.

— Лизка, ты где? — закричала подруга в ответ. — Я тебе полчаса уже звоню! Ты зачем телефон отключила?

— Я потом все объясню. — я чуть не плакала. — Я в лесу, одна, почти без одежды… У меня голова пробита. Я замерзну скоро.

— Но где ты???

— Не знаю. — я все же разрыдалась, голова вновь болезненно запульсировала. — Узнай через мобильного оператора. Я где-то в лесу.

— Сейчас, только не отключайся! — подруга бросилась куда-то звонить. Сквозь боль и шум в ушах я слышала ее пронзительные крики: — Ее маньяк похитил и голову проломил! Она в лесу! Надо срочно пеленговать!

Но этом мое сознание отключилось, и я стала проваливаться куда-то, в теплый розовый туман.

— Лизавета, рассказывай! — первое, что я увидела, открыв глаза, была склонившаяся надо мной дородная Тамарка. — Как ты оказалась в лесу? Села в попутку к маньяку?

Не отвечая, я огляделась. Так, лежу на железной кровати, вокруг белые стены, из руки тянется прозрачная пластиковая трубочка. Вывод: я в больнице. Второй вывод — голова цела, я могу соображать. Воспоминания нахлынули вновь, и я чуть не застонала. Всегда ли соображать — благо?

— Ну быстрее! — подруга аж стонала от нетерпения. — Вот-вот следователь придет. Тут все на ушах стоят. Еще бы — первая жертва, которая выжила!

— Это был не маньяк. — с трудом выдавила я.

— А кто же? — с недоумением спросила подруга. — Эй, а ты… полностью в себе?

— Не тарахти, голова болит. — попросила я. — Я с тобой посоветоваться хотела. Что мне делать? Меня туда завез… Володя.

— Какой Володя? — Тамарка аж замерла от изумления. — Твой муж??? Он хотел тебя убить?!!! Ах, гад! Ну говорила же я тебе!

От ее криков голова снова начала разламываться. Я знала, что Тамарка терпеть не может Володю, и называет его не иначе чем «эта Жаба!» но меня-то могла пожалеть!

— Томочка, но у нас сын. Что мне делать?

— Рассказать всю правду. — отрезала подруга. — Ты хочешь, чтобы он тебя добил? А потом и сына?

Я зажмурилась. Тут подруга хватила лишку. Тошу Володя безумно любил, всячески баловал, и, уверена, скорее отрезал бы себе руку, чем как-то повредил бы сыну. Впрочем, еще вчера я была уверена, что и мне он не способен навредить…

— Тамарочка… — прошептала я. — Но ведь он не мог… Ну, может, это какое-то помраченье на него нашло?

— Ага, помраченье. — мрачно согласилась подруга. — Еще год назад. Этому помраченью 20 лет, оно живет в общежитии, и уже глубоко беременно.

Я невольно застонала. Вот и разгадка. Володя сделал ребенка молоденькой девочке, и решил избавиться от надоевшей старой жены. Никогда до сих пор я не считала себя вышедшей в тираж, хотя часто шутила по этому поводу. 39 лет — еще не старость. Я по-прежнему стройная, у меня остались длинные ноги и вьющиеся светло-каштановые кудри без единого седого волоска. У меня нет отвислых щек или второго подбородка. Друзья мужа считали меня очень даже привлекательной — или они так говорили мне в лицо, а за глаза пренебрежительно хмыкали? Наверное, никому нельзя верить, даже зеркалу…

— Представляешь, мудак какой! — бушевала между тем Тамара. — Нет бы оставить тебе квартиру, машину и бизнес поделить, так он решил голову отрубить!

Квартира по брачному договору была записана на меня, как и машина. Володя владел маленькой полиграфией: открытки, календарики, плакаты. Когда во время кризиса ему пришлось влезть в долги, решено было переписать на меня недвижимое имущество, чтобы не отобрали в случае чего за неуплату. Причем, по контракту, никаких прав на это имущество при разводе муж не имел. А оставить все нажитое непосильным трудом жене… Нет, это точно не для Володи.

— Небось, он с этой шалавой на пару работал. — Тамара говорила уже потише, но с нескрываемым удовольствием. — Ты не вздумай ее покрывать!

— Он был один. — тихо ответила я.

— Да она страховала наверняка. Ладно, следствие разберется. — она немного помолчала. — Представляешь, он мне сказал, мол, ты ему позвонила, что едешь, он ждал полчаса, потом разволновался, начал тебе звонит, а телефон отключен! Я тоже возбудилась, перезваниваю — точно, отключен! Чуть умом не двинулась! А он снова звонит — Томочка, позвони мне на домашний телефон, мне кажется, он барахлит. Я, как дура, просьбу выполнила, а ему, видать, алиби было нужно! Ну, что он дома, когда ты пропала.

Она все тарахтела, не давая мне опомниться, подумать. Голова снова разболелась. И, когда через полчаса в палату пришел следователь, я честно рассказала о том, как муж пытался меня убить. Сколько раз потом я пожалела об этом!

— Лиза, клянусь… — я чуть не расплакалась от жалости, увидев Володю в маленькой комнатушке для свиданий. Осунувшийся, постаревший, он уже ничем не напоминал вальяжного бизнесмена средних лет. — Я не убивал пятерых женщин. Ты же меня знаешь… Я мухи не мог обидеть никогда. Я и тебя убить как следует не смог. Хотел голову разрубить, а в итоге стукнул даже не лезвием, а обухом… И духу не хватило еще раз стукнуть, для верности. — он судорожно выдохнул. — На меня просто повесили тех пропавших. И теперь будут судить, как маньяка.

— Наверное, мне не следовало тебя выдавать. — я все же заплакала, пытаясь скрыть слезы от молча наблюдавшего за нами надзирателя. — Но мне было так плохо… Володя, зачем ты хотел меня убить? Мы же всегда могли договориться. Я дала бы тебе развод.

— И отдала бы квартиру с машиной? — мрачно усмехнулся он в ответ. — А ведь они мои. Если по-честному, конечно. Все на мои деньги куплено. Ты не работала ни дня.

Я молча смотрела на него, сдерживая слезы. Да, я не работала. Сначала воспитывала сына, потом пыталась устроиться на работу, но кому я была нужна со своим дипломом филфака? Конечно, я могла, как Тамарка, плюнуть на диплом и пойти на базар торговать пуховиками. Возможно, это неправильно — то, что я жила на иждивении мужа. Но ведь Володя тоже молчал! Он ни разу ни словом, ни взглядом не дал мне понять, что его что-то не устраивает! А теперь, похоже, он вовсе не чувствует за собой вины. Зато виноватой чувствую себя я…

— Леся живет в общаге, в комнате, где еще пять девушек. Ты полагаешь, нам следовало поселиться там?

— Купили бы квартиру в кредит. — против воли я втянулась в дурацкий спор.

— Не дали бы мне кредит. — он помотал головой. — Ты просто не знаешь. У меня одни долги, а доходов нет.