Татьяна Ермакова - Время любить

— Ну хорошо… Что вы знаете о нашей фирме?

— Ничего, — страшно удивилась Маргарита.

— Так как же вы можете работать, ничего не зная о фирме?! — чуть ли не взвизгнул мужчина.

Маргарита едва не расхохоталась. Какое, однако, поразительное самомнение! Нет, здесь ей не работать. Этот человек никогда ее не примет. Так что терять нечего.

— Послушайте, уважаемый, — ласково-приторным голосом пропела Маргарита. — Во-первых, крайне невежливо не представляться собеседнику, впрочем, я вас прощаю. Мне нет дела до того, как вас зовут. А во-вторых… у вас более чем странная кадровая политика. Да, я не имею понятия о вашей фирме. Но я честно отработаю деньги, которые вы мне заплатите. А…

— Так вас интересуют только деньги? — возмущенно вскрикнул ее собеседник.

— Конечно, — не моргнув глазом, согласилась Маргарита. — Мне нужно сына кормить.

— Прежде чем получить, нужно дать! Что вы можете дать фирме, о которой не имеете никакого понятия?! НИ-ЧЕ-ГО! У вас нет преданности компании…

— Мать вашу, — не выдержала Маргарита. Она никогда не ругалась, но этот… жлоб ее вывел из себя. Вывел по большому счету. — Сейчас не советские времена, чтобы вопить о преданности идеалам социализма и безоблачного коммунистического будущего. И даже тогда людям нужны были деньги, потому что кушать хочется каждый день. Платите людям нормально, вот они и будут преданы!

Маргарита швырнула трубку на рычаг и растерянно посмотрела на отца.

— Ну сумасшедший, что возьмешь! — пожал плечами обожавший Высоцкого Борис Игнатьевич. — Хотя ты тоже с ним круто обошлась.

— Таких дураков я давненько не встречала, — призналась Маргарита.

— Ритуль, а почему ты не обращаешь внимания на работу секретаря? — спросил Борис Игнатьевич.

— Пап, но я не умею обращаться с оргтехникой. Только знаю, что нужно в розетку включить, — пожала плечами Маргарита.

— Зато ты знаешь три языка, считая русский.

— Ну, знаю, знаю, — покивала головой Маргарита.

— А ты попробуй, — усмехнулся отец. — Я тут в одной газетке замечательное выражение вычитал: «Никогда не бойся делать то, что ты не умеешь. Помни, ковчег был построен любителем. Профессионалы построили «Титаник».

Маргарита от души расхохоталась и обняла отца.

— Я подумаю, папа.

И начались хождения по мукам.

На первое свое собеседование, в обувной отдел, Маргарита одевалась и собиралась с особой тщательностью. Работа ей представлялась довольно перспективной. Обувь нужна всем и не одна пара. Босоногих людей на улицах что-то не наблюдалось, а значит, обувь покупали, покупают и будут покупать.

И только встретившись с хозяйкой обувного отдела, Маргарита поняла, какую глупость совершила. Невзрачная толстая баба смотрела на соискательницу с плохо скрываемой завистью и злобой. Яркая, скромно, но со вкусом одетая Маргарита самим своим существованием бросала ей вызов. Хозяйка, по достоинству оценив стоимость «упаковки» предполагаемой подчиненной, ехидно сообщила, что платить она будет полторы тысячи плюс три процента от превышающей суммы.

— Простите? — не поняла Маргарита.

— Если перекроешь свои полторы, то с той суммы, на которую перекрыла — три процента, — самодовольно ухмыльнулась хозяйка.

«Сюда бы Маринку, это она считает, как машина», — тоскливо подумала Маргарита.

— Ну че? Согласна? — ехидно поинтересовалась хозяйка, заранее зная ответ.

Маргарита ее не разочаровала:

— Я подумаю и вам перезвоню.

Она ехала в троллейбусе по знакомым с детства улицам и смотрела в закапанное дождем окно. Так сложилась военная карьера ее отца, что этот город стал для дочерей родным. Маринка родилась в Тирасполе, Маргарита во Владивостоке. Ничего себе концы!..

Отца часто переводили, а потом по какой-то указке сверху наконец оставили в этом небольшом промышленном городке на Оке. За отцом и другими офицерами каждое утро приезжал сначала большой грязно-зеленый грузовик, а потом и вполне цивильный автобус, увозя их в расположенную за несколько километров от города часть.

Переезды, перекомандировки, сборы и новые города, ничего этого девочки по малолетству не помнили. Помнили только этот город. Здесь их водили в детский садик, здесь пошли в школу, здесь ее закончили, отсюда разлетелись, как птенцы из гнезда… И сюда же вернулись. По крайней мере, вернулась одна.

Город менялся. И хотя Маргарита часто гостила у родителей, она почти не обращала на это внимание. А сейчас обратила.

В бывшем овощном магазине, заново отремонтированном, сейчас продавали бытовую технику. В ювелирном магазине «Рубин» торговали кафельной плиткой. На площади перед центральным универмагом выросли маловразумительные строения дикой архитектуры. Как было здорово, когда в Новый год там ставили огромную елку, украшенную сияющими гирляндами!.. Сейчас для лесной красавицы уже просто нет места. Правда, забабахали фонтан… без ума и без фантазии, просто десятиметровый бассейн, выложенный синими плитами, и пять не очень высоких струй, бьющих только летом, да и то не всегда.

Да, город изменился, и не везде в лучшую сторону.

Маргарита усмехнулась. Все течет, все меняется. Вот и ее с Тимкой жизнь сделала такой крутой вираж, что очень трудно не вылететь из него в пропасть…

— На следующей выходите? — оборвал ее мысли чужой голос.

— Да, да, — кивнула Маргарита, не оглянувшись.

Вернувшись домой, Маргарита хотела поделиться с родными результатами собеседования, но никого не оказалось дома.

Отец «сидел на кадрах» — это его собственное выражение — в охранной фирме, созданной ветеранами афгано-чеченских войн. Устроить в ту же фирму свою дочь Борис Игнатьевич не мог. Фирма была создана специально, чтобы трудоустроить ветеранов. Даже за секретарским столом у них сидел мужчина, потерявший ноги где-то под Кандагаром.

Мама отправилась то ли по магазинам, то ли на рынок.

Тимка был в школе. Новая, самая обыкновенная школа, куда определил внука дед, Тимофею катастрофически не нравилась.

— Мам, там программа для дебилов, — жаловался сын Маргарите. — Мы все это в позапрошлом году прошли.

— Тим, ну ты же знаешь, что на следующий год пойдешь в тридцать третью школу, — успокаивала она сына.

Тридцать третья школа была самая лучшая в городе. Самая-самая, причем со времени ее открытия. Мало того что там учили читать и писать, давали массу нужных знаний и обучали по экспериментальной продвинутой программе, там учили думать. Но, к сожалению, в этой школе было железное правило — никогда никого не принимать посредине учебного года. Делалось это не из пустого позерства или снобизма. Просто новичок, который наверняка учился по другой программе, не мог мгновенно «вписаться» в учебный процесс. А если он начнет заниматься с первого сентября, адаптационный период пройдет значительно легче.