Эдуард Маципуло - Подземные дворцы Кощея [Повести]

— Это сложный сросток самородков, кристаллов золота, — пояснил он с благоговением в голосе. — Восстановленная по науке схема. Поразительно похожа на растение, не правда ли? Это и есть растение, только неживой природы… Так вот, не хватало нескольких самородков, судя по схеме. Поискали, поспрашивали — ясно же, кто-то утаил… И пошла с этой веточки вся нонешняя неприглядная история.

Теперь недоставало лишь одного самородка. Вместо него на рисунке был пустой кружок, напоминавший контур пухлой мордочки с рожками. Так и назвали этот кристалл «чертенком», — рассказывал управляющий. Где теперь этот желтый комочек? Добро бы в тайной кубышке. А если гуляет из рук в руки? Если творит зло? В таких камушках запасены большие беды…

— Вот это да! — слишком шумно удивлялся «князь», хлопая себя по бокам. — Что деется! Ух ты! Надо же!

Егор почему-то боялся смотреть на него, отводил взгляд в сторону.

— Энто же какие муки в ухе надо было вытерпеть! — блистал глазенками дед. — В прошлом годе мне в ухо двухвостка залезла, дак я по потолку бегал! Честно!

— И почему творит зло? — гудел радостно «князь». — А может, наоборот, на добро людям пошло? Разве так не бывает?

— Бывает, бывает, — ласково проговорил Засекин и неожиданно схватил «князя» за волосы и за подбородок.

С хрустом шейных позвонков «свалил» ему голову набок и назад.

— Ты чего?! — засипел «князь» вне себя от боли и обиды. — Сдурел?!

— Ты это брось! — Сорока выхватил нож из-за голенища. — Оставь, вашбродие!

— Ему же больно! — заныл дьякон.

— Выдал «князь» Софрон себя окончательно. — Засекин продолжал удерживать голову «князя» полицейским приемом. — У него «чертенок». — И Егору: — Ему ты отдал? Ему, ему, не прячь глаза-то.

Тот смотрел себе под ноги, не зная, что ответить.

— Руки убери! — хрипел «князь», слабо трепыхаясь. — Не распускай руки-то!

Засекин оттолкнул его, и «князь», потеряв равновесие, шлепнулся на пол. Сидя на полу, разминал пальцами горло и шею. И не порывался мстить обидчику.

— Откуда вызнал-то? — поинтересовался, не глядя на Засекина.

— Много совпадений не в твою пользу, Софрон Мартыныч.

— Энто какие же?

— Проклу Никодимычу живот распороли, а ты вдруг «князем» стал. При живом Прокле ты не мог выбиться в «князья», как ни старался, а при мертвом — пожалуйста. И еще: Егорка сразу к тебе пришел, а не к кому-либо, а ты делаешь вид, что почти незнаком с ним. Еще рассказывать или хватит?

— Ох, и язва ты, Фрол Демьяныч, — сказал беззлобно «князь», — своей смертью, однако, не помрешь.

И он признался, что и на самом деле получил этот самородок от Прокла через Егорку. Получилось, как бы с того света покойник отдал долг. В прошлые годы Прокл Никодимыч сорил деньгами, чтобы удержаться на «княжеском троне», у своих «бояр»-дружков назанимал много. Софрон, получив «чертенка», сразу отнес его тайному скупщику, раздал Прокловы долги, а остальное употребил на укрепление своей личной власти.

Он поднялся на нестойкие ноги и вывернул на стол содержимое карманов. Остались от большой «казны» одни слезы! Медный пятак покатился по изрытой ножами столешнице, спрыгнул на пол, закатился в щель. Никто не бросился его выковыривать.

Барыкин зашелестел бумагой. Тщательно завернув в нее самородки, спрятал во внутренний карман пиджака. Заступники следили за движением его рук с выражением утраты на лицах и в глазах. Только Егор сразу успокоился.

— Ну, и кто скупщик? — спросил Засекин «князя».

— Так я тебе и сказал! — После таких слов обычно показывают кукиш: «на, выкуси!» Но «князь» пока не решился на фигуры. Сорока угрюмо добавил:

— Никто тебе такое не скажет.

— Да, — кивнул Репей-счетовод. — Любую пытку выдержат.

«Князь» тоже хотел кивнуть, но передумал.

— Ни за что! — сказал он. — Слово дадено.

— Не в словах дело, — усмехнулся Засекин, разминая зачем-то пальцы. — Когда вам надо, вы любые клятвы ломаете. А тут… тут вы оставляете себе возможность для воровства. Вдруг подфартит, так куда нести? Не в контору же? Вот и кормите оглоеда, защищаете, чтобы драл с вас семь шкур. Ведь дерет? Но когда свой дерет, не так больно. Верно? Не можете вы без того, чтобы не выкормить себе на шею кого-нибудь. Потом посмотрите, что он с вами сделает, да поздно будет.

— Что сделат?

— Заложит за тридцать сребреников, когда случай представится.

— А ты, вашбродь, не выкармливаешь дрянь-человеков? Посмотри на себя? Не выгораживаешь их, не защищаешь? — враждебно спросил Сорока. — Да только тем и занят! Ползаешь перед ними на брюхе! А мы уже не ползаем.

— Перед кем я ползаю? — вскинулся Засекин. — А ну, болтун, выскажись до конца!

Дьякон решительно встал между ними.

— Не надобно более вражды! Хватит! Давайте потолкуем по-умному, по-божески, душевно… Ведь если с этого золота началось страданье таежного люда, то на нем, на золоте, и должно закончиться! Али не так?

— Правильно! — обрадовался Репей-счетовод. — Что с возу упало, то пропало! Все равно золотишко как бы пропавшее, во всех бумагах про то, поди, написано. Дак пустим его на вспомоществование? А? На подмазку судейским стряпчим и начальникам? Шибко алчные ноне судьи, куды прожорливестей, чем в ранешние времена?..

— Вот они к чему вели с самого начала, — догадался Барыкин, скептически покачивая ногой на ноге. — Только зачем нас позвали: меня и Фрола Демьяныча? Вынули бы самородки без свидетелей да продали бы своему скупщику.

— Да как можно воровски-то? — оскорбился Репей-счетовод. — За кого вы нас принимаете? В таком деле все надо делать по-божески. Чуть промашки — и грязь прильнет, а то и кровь безвинная прольется. С золотишком ой как осторожно надо обращаться!

Засекин стукнул кулаком по столу.

— Выкладывайте скупщика! А потом будем дальше разговаривать.

— Ты не шуми, Демьяныч. Какой шумливый! Твою долю мы тебе отдадим, не сумлевайся, не страдай. И вам, господин Барыкин, отдадим сполна и даже более. За труды ваши тяжкие…

— Благодарствуйте, — насмешливо ответил управляющий. — А потом все вместе рядышком усядемся на скамье подсудимых.

— Сговор, взятка, воровство… — начал загибать пальцы Засекин. — Нам с вами, Олег Куприяныч, по совокупности не менее десяти лет каждому. А с них как с гуся вода, от трех до пяти лет каторжных работ.

— Ладно пугать-то! — суровым голосом остановил его Сорока и засунул нож за исцарапанное, но сдобренное дегтем голенище. — Давайте лучше торговаться. Мы вам — скупщика, а вы нам — золотишко да еще что-нибудь, и разойдемся, будто незнакомые.

— Ох и сволочи! — восхитился Засекин. Своего решили заложить? Как же так?

— Да какой он свой! Ваш он, ваш! В точности такой, как вы, слуга темного царства!

— Ну нет! — решительно высказал Барыкин. — На такие сделки я не гожусь. И никому не по-зво-лю! Слышите? — Его нога сорвалась с колена другой ноги, стукнула по грязной половице, как бы ставя точку.