Эдуард Маципуло - Подземные дворцы Кощея [Повести]

Перекормленный мул, любимец Барабанова, вздохнул по-человечьи и легко потащил трофейную телегу, нагруженную цветным металлом. Вот телега и мотоцикл благополучно миновали мостки над противотанковым рвом.

— Порядок, — сказал Мотькин. — Теперь, можно сказать, они уже в городе.

— Типун тебе на язык, — сказал старшина. Он потоптался возле Кощеева, кашлянул. — В технике разбираешься, рядовой Кощеев?

— В технике? А что?

— Пойдем.

Они вошли в разрушенное строение, похожее на сарай. Листы гофрированной жести чудом держались в проломе крыши, угрожая рухнуть на стеллажах из неструганых разнотипных досок, на которых были разложены части какого-то механизма.

— Вот, — сказал старшина, — сюрприз, значит, готовлю к октябрьским. Будет свой тягач в трофейном взводе. Из танка очень даже просто тягач сделать. Слава богу, есть из чего выбирать.

Кощеев хотел признаться, что ни черта не смыслит в технике, особенно в японской, но подумал, что такое самобичевание до добра не доведет.

— Сегодня день какой-то бестолковый. Давай завтра, старшина? С утра и начнем.

— И то ладно. Начнем, значит, с утра.

— Зря самурая увезли, — Кощеев покрутил в руках болт, бросил на стеллаж. — Он бы запросто все танки восстановил. Трудолюбивый, видать…

Сменившись с наряда, Зацепин и его команда отправились на медосмотр. Остальные «трофейщики» уже прошли эту процедуру. В гостях у Кошкиной задержался только Мотькин — сидел на стуле с градусником под мышкой и рассказывал о том, как счастливо и интересно он жил до войны.

Солдаты устроились на ступенях сильно обгоревшего крылечка и закурили.

— Охмуряет, — определил Зацепин. — Во дает, канцелярия!

Изо всех щелей вытекал журчащий голосок Мотькина.

— И кого вы лучше вокруг увидели, а? Ефросинья Никитична? Один мослатый, другой придурковатый, а третий — язык не повернется сказать.

— Про нас, чи шо? — шепотом спросил Поляница.

— Язык не повернется — это про тебя, — сказал Зацепин.

— С гигиеной, Мотькин, у тебя непорядок. Поваром был, а под ногтями грязь. Вот тебе ножницы. Сейчас же…

— Господи, гигиена! Зря вы меня гигиеной понужаете. Прислушайтесь лучше к умным словам. Вот жизнь ваша ведь не сладилась?

— Наслышались вы тут сплетен… Уладилась!

— Не уладилась. Война-то кончилась, а законного мужа у вас нету, не заимели. Что вас ждет в гражданской жизни? Одна скукота. Баб много, а мужиков мало. И среди баб — соревнование из-за мужиков… Счас, слыхали, каждый инвалид в цене, на каждом инвалиде по две, три висмя висят, тягачом не сдернешь. Лишь бы мужик был. Не до жиру…

— Можешь одеваться, Мотькин.

— Так как, Ефросинья Никитична?

— Что как?

— Да насчет личной жизни.

— Нет у меня личной жизни. Зови следующего. Есть там кто-нибудь?

Зацепин посмотрел на Одуванчикова.

— Пусть Богдан сначала, — сказал Одуванчиков. — Или студент.

— Иды. Сымай штанци, охвицер.

— Что, самого молодого нашли? Не пойду — и все.

Дверь распахнулась. Мотькин в накинутой на плечи шинели перешагнул черев порог, оттолкнул коленом Посудина.

— Посторонись, длинный.

— Получив пуцик по нюхалу!

— За что начальника обидели? — сказал Посудин. — За то, что захотел жениться да ногти не постриг? Нехорошо. Ведь какую глубокую мысль он высказал об инвалидах!

— Артист! — Зацепин с любовью смотрел на Мотькина. — Иной раз думаю, придуривается или на серьезе?

— Кощеев идет! — обрадовался Одуванчиков.

Из-за двери выглянула Кошкина.

— Где же следующий?

— Вот следующий, — все четверо показали на Кощеева.

Он подошел, окинул подозрительным взглядом бойцов и Кошкину.

— Заходи, проверяльщик, — Кошкина открыла дверь пошире.

— Ладно, — решительно произнес Кощеев и вошел в дверь, плотно прикрыв ее за собой.

— Раздевайся, разувайся, Кощеев, — сказала Кошкина. — Ставь градусник, показывай руки-ноги. Что за раны на тебе? Почему забинтованный?

— Для красоты, — ответил небрежно Кощеев. — Дай, думаю, пакетами обвяжусь, может, кому и понравлюсь.

— Кому же ты хочешь понравиться? Уж не мне ли?

— Старшине он хочет понравиться, — сказал за дверью Зацепин.

— Расчесы, наверное? — спросила Кошкина. — Насекомые беспокоят?

— От вас, товарищ сержант, ничего не скрыть, — сказал Кощеев. — Все вы знаете, все вы видите…

— Но это же не расчесы! Какие собаки тебя драли, милок? Надо ж было сразу прийти. А вдруг бешенство или столбняк?

— Мужик я зажиточный, — Кощеев подавил зевок. — В Маньчжурии все знают. С состоянием. Простыней много накопил, подушек. Перина из пуха имеется. Домашней скотины — прорва, в потемках и не сосчитать.

— К чему это ты, Кощеев, я тебе о столбняке…

— К тому, товарищ сержант медицинской службы, что жить справно умею. Соседи издали шапки снимали и здоровались.

— Понятно, милок. И от невест, конечно, отбою не было?

— Не было, — согласился Кощеев. — В самую точку вы попали, товарищ сержант. Но я грамотную искал, с медицинским уклоном. А то в жизни всякое бывает, то столбняк, то, наоборот, бешенство… — Он понизил голос: — А эти прохиндеи за дверью тоже про хорошую жизнь рассказывали?

— Эти нет, не успели. А остальные — точно сговорились. Один на завод звал после демобилизации. Обещал койку в хорошем общежитии выхлопотать и еще по блату — разряд токаря. Другой звал в колхоз. А третий обещал потренировать в беге на дальние дистанции.

— Чтобы посвятить жизнь физкультуре и спорту, — сказал Кощеев. — Это Еремеев. По запаху чую.

— Поразительно! — Посудин вскочил со ступеньки, снова сел. — Поразительно… Вот наше лицо, смотрите.

— На гвоздь сел? — спросил Зацепин. — Что с тобой, студент?

Одуванчиков понял Посудина.

— Не произнесу ни слова, — сказал он. — Вот увидите. Пусть она хоть запросится.

— Нэ кажи гоп…

— То, что мы сейчас слышим, в высшей, наивысшей мере поразительно…

— Кешкин треп? удивился Зацепин.

— И Кешкин… Выходит, все мы поступаем одинаково, как в строю! А санинструктор невольно обнажила это наше качество.

Кощеев появился в дверях, застегивая шинель.

— Следующий, — сказал он сквозь зевоту и вытер ладонью глаза.

— Что-то ты быстро, — Зацепин смотрел на него с любопытством. — Не получился разговор?

— А что тянуть? Пара укольчиков, горсть витаминчиков и инструкция по борьбе с гнидами.

— Мабуть нэ всю биограхвию рассказав?

Зацепин перевел взгляд на Одуванчикова.

— Уважай стариков и седую голову студента. Иди.

Одуванчиков встал, вздохнул и, перешагнув через порог, старательно закрыл за собой дверь.

— Здравствуйте.

— Здравствуй. Ты Одуванчиков? Почему тебя зовут офицером?

Одуванчиков не ответил.

Поляница поймал Кощеева за полу шинели.