Берталан Маг - Записки следователя из Будапешта

— Он носил очки в темной роговой оправе, высокий, со светлыми волосами, возраст около тридцати лет, типичный немец.

— Могу добавить, — сказал я, — что этот типичный немец отлично говорил по-венгерски.

— В самом деле? — Кеньереша явно заинтересовало это сообщение.

— Представь себе. К сожалению, о второй «белокурой бестии», о Хельге, мы не знаем почти ничего. Но разрабатываем и это направление. Нас, как ты понимаешь, интересует чисто уголовная сторона дела, мы должны найти убийцу и похищенные ценности. Могу ли я рассчитывать в этом деле на твою помощь?

— Разумеется. Я сделаю все, что смогу, — не раздумывая долго, сказал Кеньереш.

— Я хотел бы допросить некоторых проходивших по делу и осужденных трибуналом лиц. Их данные я выписал из протоколов.

— Пожалуйста. Места их заключения известны, — ответил майор. — Ты думаешь, можно выудить еще что-нибудь из этого запутанного клубка? Очень темное дело.

— Попробуем.

— Ну что же… Желаю удачи.

Мы распрощались.

Имена и приметы Ганса Реннера, Франца Кольманна и Эриха Шмидта я разослал — на всякий случай, разумеется, — на все пограничные заставы и контрольно-пропускные пункты. В шифровке указал, что в случае обнаружения лиц, имеющих документы на эти имена, независимо от того, выезжают они или въезжают, прошу незамедлительно сообщить в главную дежурную часть телефонограммой на мое имя.

В комнату следователя при тюрьме ввели ротмистра хортистской жандармерии Арпада Бодьо, бывшего начальника участка жандармерии на озере Балатон. Приговором народного трибунала он был осужден на пятнадцать лет.

Передо мной стоял высокий, грубо сколоченный, массивный мужчина лет сорока, почти лысый. Держался он подчеркнуто спокойно, но сквозь это наигранное спокойствие проглядывала тревога перед неизвестным.

— В свое время органы следствия вас как бывшего начальника жандармского участка допрашивали неоднократно, не так ли?

— Точно так, — ответил Бодьо. — Считаю своим долгом еще раз заявить, что я лично никаких пыток или экзекуций не проводил.

— Возможно. Но на совершение таковых отдавали приказы своим подчиненным. Если же на допрос приводили коммуниста, вы присутствовали лично. Например, когда Карою Пензешу перебили руки и ноги. Вы еще заявили тогда: «Так будет с каждым коммунистом, запомните это». Вы видели Пензеша на судебном заседании? Его привезли на инвалидной тележке, не так ли?

— Точно так.

— Вы были знакомы с Юлией Кочишне?

— Был.

— Почему ее убили?

— Не знаю. Это сделали не мы.

— Тогда кто же?

— Немцы, которые жили в ее пансионе. У нее обнаружили радиопередатчик.

— Кто обнаружил, точнее?

— Те же немцы. Они сказали мне об этом только тогда, когда я прибыл на место смерти Кочишне. Кухарка пансиона лежала в своей каморке связанная, с кляпом во рту. В кабинете Кочишне я увидел остатки разбитого радиопередатчика.

— Очень интересно. Сейчас вы говорите, что Кочишне убили немцы. А в то время утверждали, что убийцами были коммунисты-подпольщики. Так ли это?

— Неправда! Я ничего не утверждал. Я сказал лишь то, что услышал сам от кухарки Терезы.

— Вот-вот. А кухарка Тереза показала, что впервые услышала это от вас. Кроме того, в донесении сотрудника уголовной полиции также зафиксировано это утверждение. Он, кстати, указывает, что вы не разрешили ему подробно осмотреть жертву и место происшествия. Больше того, вы запретили врачу приближаться к трупу.

— Извините, но я получил указание никакого осмотра и расследования не производить и похоронить Кочишне немедленно.

— От кого вы получили такое указание?

— От немцев.

— От кого из них лично?

— От резидента гестапо.

— Как звали этого резидента?

— Франц Кольманн.

— Каким путем вы получили это указание?

— По телефону.

— И вы поверили тому, что Кочишне убили коммунисты? Те самые коммунисты, у которых она была радисткой, как вы сами утверждаете?

— Нет, не поверил.

— Тогда почему же вы распространили эту версию?

— По приказу.

— Когда вы познакомились с Кольманном?

— Впервые Кольманн появился в наших краях в конце 1942 года, а в течение всего сорок третьего часто приезжал на Балатон. С 1944 года, после того как немцы оккупировали страну, он постоянно находился в этом районе и жил в пансионе Кочишне.

— На каком языке вы объяснялись с Кольманном?

— На немецком.

— А на венгерском?

— Кольманн не знал венгерского языка.

— Кто была та блондинка-служанка, за которой ухаживал герр Кольманн?

— Ее я лично не знаю.

— Кому принадлежал дом, который Кочишне арендовала под свой пансион?

— Насколько мне известно, Акошу Драгошу.

— Вы знакомы с этой семьей?

— Немного. Шапочное знакомство.

— Ай-ай, господин Бодьо, какая у вас слабая память. Те бесчисленные оргии, которые устраивал Драгош и в которых вы принимали участие наравне с немцами, свидетельствуют о том, что это знакомство было совсем не шапочное. Так, так. А за что убили выстрелом в затылок Петера Руми?

— Кто это сделал, мне неизвестно.

— Неизвестно… А Яноша Баги? Разумеется, это тоже вам неизвестно. Вы не знаете, по-видимому, и о том, что ваш подчиненный, вахмистр Лайош Береш, самым наглым образом угрожал тюрьмой жене Яноша Баги и запретил ей работать кухаркой у Кочишне. Хотя Береш дал на суде показания, что сделал это по вашему указанию. Это правда?

— Правда. Но и на это я получил приказ от Кольманна.

— Почему?

— Он не объяснил.

— Оригинально. Получается, что вам никто ничего не объяснял, а вы сами или руками своих подчиненных слепо выполняли чужие приказы, да еще самым беспощадным и жестоким образом. Конвойный! Уведите заключенного.

Когда лысого ротмистра увели, я затребовал для допроса Лайоша Береша, бывшего жандармского вахмистра.

Ввели здоровенного детину лет тридцати с низким лбом и квадратной челюстью.

— Приказывайте, господин майор! — Увидев меня, бывший жандарм вытянул руки по швам и щелкнул каблуками арестантских башмаков.

— Приказывать не собираюсь. Садитесь и отвечайте на вопросы. Кто был вашим начальником на участке Балатон?

— Ротмистр королевской жандармерии господин Арпад Бодьо.

— Кроме вас, кто еще служил в этом участке?

— Старший вахмистр Янош Боршоди, вахмистр Бела Шимо и вахмистр Петер Далош.

— Что с ними стало после прихода советских войск?

— Насколько мне известно, они удрали вместе с немцами на запад.

— Почему вы не последовали их примеру?

— Я не чувствовал за собой вины, поэтому остался дома. Жена, дети, господин майор.

— За что же вы получили тогда двенадцать лет тюрьмы?

Подумав немного, Береш решительно сказал:

— Собственно говоря, даже не знаю.