Джефф Зентнер - Дни прощаний

– Привет, Карвер. Прости, я совсем забыла о времени.

– Ничего страшного, – отвечаю я.

Мистер Холдер прислоняется к стене.

– Ты серьезно, пап? – спросила Джесмин.

– Джес.

Она закатывает глаза.

– Мы пробудем здесь от силы пару минут, пока я надену сапоги.

Я заливаюсь краской.

– Я могу подождать внизу…

– Нет, все в порядке. Карвер, рад был с тобой познакомиться, – говорит мистер Холдер. Предупреждающе вскинув брови, он смотрит на Джесмин и поднимает вверх два пальца. – Две минуты, или я возвращаюсь сюда. – Он направляется вниз.

Джесмин закатывает глаза ему вслед.

– Прости.

– Отец есть отец. – Я киваю на ноутбук. – Над чем работаешь?

Она отмахивается.

– О… это… я сочиняю и записываю песни. По крайней мере, пытаюсь. Входи. Судя по всему, у нас мало времени.

Я переступаю через валяющиеся на полу джинсы и сажусь на кровать ( кровать, на которой когда-то сидел Эли).

– Я думал, что ты только на рояле играешь.

– Это единственное, что я неплохо умею. Эли говорил, ты пишешь рассказы.

– Да. Не песни или что-то в этом роде. Этим занимается мой отец. Я сочиняю короткие рассказы, стихи и тому подобное. И хочу когда-нибудь написать роман.

– Он говорил, у тебя хорошо получается.

– Не знаю.

– Ты поступил в Художественную академию Нэшвилла.

– Да.

Джесмин подходит к шкафу. Она садится и, отвернувшись, натягивает носки и потертые коричневые ковбойские сапоги. Именно так я привык ее видеть (если можно привыкнуть к кому-то, кого ты видел от силы несколько раз). Не в черной траурной одежде. На ней свободная белая блузка без рукавов и джинсовые шорты с бахромой. Ее ногти на руках и ногах покрашены черным и белым лаком. Два белым, один черным, один белым, один черным. Как фортепианные клавиши.

Мою душу омрачает тень при мысли об обстоятельствах, благодаря которым я сейчас смотрю на красивую девушку, собирающуюся на прогулку со мной. В обычной жизни этот момент скрывал бы в себе множество возможностей. В эти мгновения могла бы зародиться сверхновая звезда любви. Нечто, о чем впоследствии можно было бы рассказывать внукам: Я помню, как приехал за вашей бабушкой, чтобы повести ее на первое свидание. Она еще не собралась. Я пару секунд наблюдал, как она нажимала клавиши синтезатора. Она напомнила мне медленно падающий лист, кружащийся на ветру. Она бросила игру, и я сел на ее постель, наблюдая, как она ищет пару свежих носков. Она схватила свои ковбойские сапоги и, усевшись на пол, принялась изо всех сил натягивать их, так что кожа скрипела. В ее комнате пахло жимолостью, так пах ее лосьон, и присутствовал еще какой-то головокружительный аромат, казавшийся мне новым и одновременно невероятно знакомым. Я смотрел, как она совершает все эти обычные приготовления, и даже в такой обычный момент она казалась мне необыкновенной.

Но настоящее мгновение – всего лишь жестокая пародия на этот рассказ. Это мгновение мне не принадлежит. Между нами ничего не зарождается. Мы прощаемся с чем-то важным, предавая это нечто важное забвению.

Надеюсь, однажды придет тот день, когда я для меня станет вполне естественным пригласить девушку на свидание, купить мороженое и вместе с ней съесть его в парке.

Надеюсь, что в будущем меня ждут новые приобретения.

Я устал от потерь.

Я устал от прощальных литургий.

Мы сидим в моей машине рядом с домом Джесмин.

– Есть какие-нибудь мысли? – Джесмин сидит, скрестив ноги, на пассажирском сиденье. Девчонки намного опередили парней в том, как удобно устраиваться на пассажирском сиденье.

– Ну да. Ты была в кафе «Бобби дэйри дип»?

– Нет.

– Твой отец сказал, что вы недавно переехали. Помню, Эли тоже мне говорил.

– Да, из Джексона, штат Теннесси. Несколько месяцев назад.

– Тебе нравится в Нэшвилле?

– Шутишь? Здесь повсюду звучит музыка. Это мой город.

– Итак, «Бобби дэйри дип» – это кафе-мороженое. Мы покупали там арахисовое масло и бананово-молочные коктейли.

– «Мы» – это ты, Эли, Марс и Блейк?

– Да. Это стало нашей традицией.

– Южанка и филиппинка во мне одобряют арахисовое масло и бананово-молочные коктейли.

Я завожу машину и трогаюсь с места. Мой язык опережает разум.

– А я и не предполагал…

– Что?

Черт.

– Что тебя удочерили.

Она озадаченно склоняет голову набок.

– Постой…что?

– Гм.

Она поворачивается ко мне на сиденье.

– Что… о чем ты говоришь? – мягко спрашивает она.

У меня отвисает челюсть.

– Вся моя жизнь – сплошной обман, – шепчет она с серьезным лицом. – Белые отец и мать вовсе не мои настоящие родители?

Я по-прежнему не в силах говорить.

Она начинает смеяться. Ее смех – чистый, звонкий, серебристый, словно позвякивание китайских колокольчиков на ветру.

– Да ладно, чувак, – говорит она. – Неужели тебе кажется, что Джесмин Холдер – это имя и фамилия филиппинки?

Я не могу сдержаться и тоже смеюсь.

– Я не разбираюсь в филиппинских именах и фамилиях.

– Холдер. Английское слово, обозначающее того, кто что-то держит.

– Правильно. Хорошо.

– Хорошо.

– Так значит, твои предки что-то держали? Или как еще это объяснить?

– Мне кажется, они держали… мечи или гусей, или лошадиные подковы, или что-то еще, что могли держать люди в давние времена.

– Что бы это ни было, они держали это достаточно долго для того, чтобы все вокруг решили, что их нужно назвать в честь этого.

Мы останавливаемся около кафе Бобби.

– Ну а как насчет твоих предков? – спрашивает она, не торопясь отстегивать ремень безопасности.

– Мой дед ирландец, причем самый настоящий, из Ирландии, у мамы – смесь немецкой и валлийской крови или что-то в этом роде.

– Правда? Для ирландца у тебя слишком темные волосы и глаза.

– Отец говорит, что нас называют «черные ирландцы».

– А у твоего отца есть этот прикольный акцент?

– Он уже долго живет в Америке, поэтому акцент почти исчез, но все-таки еще есть.

От острого приступа вины у меня перехватывает дыхание. Эли сейчас не здесь из-за меня, а я шучу с его девушкой, болтая о том, кто мы и кто наши предки, и собираясь соблюсти традицию, которая появилась благодаря Эли. Я с трудом справляюсь с волной головокружения и ужаса. Господи, пожалуйста, только не здесь. Не сейчас. Избавь меня от панической атаки на парковке перед кафе Бобби, когда Джесмин Холдер сидит на пассажирском сиденье моей «Хонды Цивик», скрестив ноги. Я смотрю прямо перед собой и делаю глубокий вдох. И еще раз. И еще. Голос Джесмин возвращает меня к реальности.

– Эй, Карвер. Ты в порядке?

Я смотрю на нее, но не в состоянии подобрать слова. Пытаюсь решить, что же сказать, но голова меня не слушается.