Анна и Сергей Литвиновы - Почтовый голубь мертв

– Ох, если бы так! – Вика порывисто меня обняла.

Подхватила мой нетронутый бокал. Прикончила. Откинулась в плетеном кресле. Пожаловалась:

– Все кружится.

Отвести незаметно в туалет? Заставить очистить желудок?

Но голос девушки стал тише, она закрыла глаза. Губы еле шевелились, но мне удалось разобрать:

– Отец всегда был прав. И насчет Мишки прав. Какое счастье, что он его убрал!

– Как ты сказала?

Хмель слетел с Вики мигом. Взглянула на меня с ужасом:

– Я ничего не говорила.

Я постаралась отозваться максимально спокойно:

– Вика, я слышала, что ты сказала. Но тебе не о чем волноваться. Если человека нет, то и обвинять некого. Дело об убийстве сразу закрывают.

– А память порочить? А родители Мишкины? Они живы, тоже могут гражданский иск нам вчинить, – почти трезвым тоном возразила певица.

Потом схватилась за голову, простонала:

– Правильно мать говорит: олигофренка я. Нашла с кем разболтаться!

Я обиделась:

– Ты меня, кажется, подругой своей называла. Но как частный детектив могу тебе сказать: для любого поступка обязательно должен иметься мотив. И лично у меня нет никакого желания или выгоды порочить память твоего отца. Можешь не волноваться. А как он его убил?

– Принеси мне еще выпить, – тяжело вздохнула она.

– Нет. Тебе больше нельзя.

– Тогда я схожу сама.

Схватилась обеими руками за ручку кресла, тяжело поднялась. Поскользнулась, едва не упала. Я вскочила, обняла ее за плечи, заорала:

– А ну, сядь!

– Я сказала, п-принеси мне выпить! – Викин тон стал скандальным. – Н-немедленно.

– Сейчас все принесу, – тихо заверила я. И внушительно добавила: – Только за мной не тащись. Шею сверну.

И пулей бросилась в здание ресторана.

– Х-хороша подруга! – рассмеялась вслед Вика.

Как ее обмануть?

По счастью, ассортимент напитков в конце стола оказался богатым. Имелись тут и ром, и водка, и соки. Я быстренько схватила «Столичную», апельсиновый и два высоких бокала. Заскочила в туалет, вылила водку в раковину, заполнила емкость водой. И вернулась на террасу.

Объявила Вике:

– Коньяка больше нет, а чистая водка тебя с ног сшибет. Поэтому будем пить коктейль. «Скрудрайвер».

И щедро плеснула в бокалы обычной воды вместо огненной.

– Град-дус, – певица икнула, – п-понижать нельзя.

– Ничего. Тебе сегодня все можно.

– С-споить меня хочешь и все в-выведать?

– А что поделаешь? Подруги всегда любопытны, – улыбнулась я.

– Ну, тогда на. Читай, – больше не стала упираться Вика.

Протянула мне конверт. Прокомментировала:

– Фотографии, к счастью, нет.

Слева от яркого изображения с подписью «Московский Диснейленд» значился обратный адрес: Иркутская область, деревня Ручьево, дом 3.

Дата – 15 мая 2028 года – меня уже не удивила.

Текст, в отличие от прошлого письма, был напечатан на принтере.

– Я у отца весь стол перерыла, – прокомментировала Вика, – и нашла. Оно за ящики провалилось.

Письмо начиналось драматично:

Дорогой папа, Мишка меня опять вчера избил. Кажется, перебил нос. И еще страшно колет в боку. Я прочитала в Интернете: так бывает, если сломано ребро. Но пойти в больницу, как ты понимаешь, я не могу. Сам помнишь, что случилось в тот единственный раз, когда ты уговорил меня это сделать. А потерять еще одного ребенка я не хочу. Возможно, ты прав, что нельзя иметь детей от этой мрази, но в чем виновен маленький человечек, который плачет от боли и страха у меня в животе? К тому же врач сказал – сейчас мой последний шанс выносить ребенка, больше я забеременеть не смогу.

Не волнуйся, папа, я твердо верю, что малыш унаследует только мои, а еще лучше – твои черты. Вырастет умным, порядочным, добрым и никогда не будет поднимать руку на женщину.

Спасибо тебе большое за посылку. Не буду обманывать, что все фрукты достались мне, но половинку апельсина я съела с огромным удовольствием. После наших бесконечных кислых яблок да сухой моркови – настоящее наслаждение.

Ферма, как ты и предупреждал меня, переживает тяжелые времена. Работать некому, налоги огромные. Тот небогатый урожай, что удалось снять, продаем перекупщикам за гроши. Крутиться по дому и в огороде мне уже тяжело, но я уговариваю маленького, что осталось совсем немного. Дальше я отдохну. Хотя бы несколько дней в роддоме.

Дорогой папа! Мне очень, очень жаль, что я когда-то тебя не послушалась и настояла на своем. Да, теперь я понимаю: мое замужество оказалось ужасной ошибкой. Но браки заключаются на небесах, поэтому остается только терпеть.

Целую тебя крепко,

Вместо подписи – веселая рожица.

– Я всегда такую рисовала, когда ему записки писала, – прокомментировала моя клиентка, она же – теперь подруга.

Я откинулась в кресле. Письма из будущего, только подумать!

Лихо придумано. И исполнено профессионально. Все предусмотрели – от штемпеля до рисунка на конверте. Диснейленда в Москве ведь пока тоже нет – только на планах города существует. И текст правдоподобный, по-женски слезливый.

– Но как твой отец мог воспринять это всерьез?! – не удержалась я.

Вика вздохнула:

– Ну… Я думаю, тут все в одно сошлось. Папа из Чечни уже немного странный вернулся. Плюс пил. Плюс общался с эзотериками. На семинары ходил, на форумах тусил. А у них там норма – с мертвыми общаться, будущее предсказывать. Но самое главное – письмо на благодатную почву упало. Он Мишку терпеть не мог. Много раз мне говорил: бесхребетный. Нахлебник. Неудачник. Жизнь твою погубит. Я, разумеется, не слушала. И тогда папа решил меня от него избавить.

– Нет, подожди! – вошла в азарт я. – Он читал тебе морали. Но если бы письма не было – стал бы убивать?

– Вряд ли. Не знаю.

– А когда он это получил?

– Как теперь поймешь? На штемпеле – двадцать восьмой год, – горько хмыкнула Вика. – А отец уже не расскажет.

– Но почему ты вообще решила, что Михаила убил он?

– Я уже давно у мамы выяснила. В тот день, когда Мишка поехал в дом отдыха, а я пошла на концерт, отца дома не было. Часов в двенадцать ушел – и вернулся в одиннадцать вечера. Якобы с армейским другом общался. Но мама точно не знает. И полицейские этого не проверяли.

– То есть он мог банально позвонить твоему Михаилу и попросить встретиться?

– Да, – мрачно отозвалась Вика.

Я начала припоминать:

– Телефон Михаила исчез. Детализацию его звонков, насколько я знаю, не делали. А твоя кредитная карточка? С которой сняли деньги? Твой отец знал пин-код?

– Да. Я однажды сказала, когда болела. А потом не стала менять. Папа ведь. Думала, не ограбит, – поморщилась дочь.

– Слушай, а он ведь мог в Мишины вещи и проект кредитного договора подсунуть! На десять миллионов. Из-за которого ты так разозлилась.