Аркадий Гендер - Проксиома созвездия Лжи

Дерябин умел и быстро сходиться с людьми, и знал, чем завоевать их расположение. Матвея он очаровал быстро и скоро нашел «подходец» к нему, поняв, что ради здоровья дочери этот современный Левша пойдет на все. Тонкий психолог Дерябин не ошибся — в конце концов Рюхин согласился делать «Гюстава».

Машина получилась просто фантастической. У нее было восемь сервомоторов с фрезами, а функционально она была такова, что гравирование на плоскости было для нее простой забавой. Если бы понадобилось вырезать клише на цилиндрической форме, «Гюстав» легко бы справился с этой задачей. Он легко резал канавки шириной всего 10 микрон, а при желании мог бы делать и вдвое более тонкую работу. Дерябин был в восторге и щедро рассчитался с Матвеем. Но тот не знал, что единожды попав в лапы Евгения Дерябина, он был обречен.

Деньги, которые Дерябин заплатил Рюхину, были, конечно, по тем временам очень большими, но все же недостаточными для того чтобы решить, например, квартирную проблему. Непрактичный Рюхин вообще не знал, с какой стороны к этому вопросу подступиться. Дерябин подсказал, что нужно выкупить чей-нибудь пай в кооперативе, и сам подыскал Матвею подходящий вариант. Но на это нужны были еще деньги, и Дерябин приступил ко «второму раунду соблазнения» Матвея.

Дерябин давно решил, что лучшего места для печатания фальшивок, чем закрытый режимный завод, ему не найти. Тем более что для знающих людей обойти этот режим не составляло никакой проблемы. В многокилометровой ограде завода были многочисленные лазейки, хорошо известные заводчанам, через которые можно было вынести все что угодно. И выносили! Тот же Матвей Рюхин в рабочее время при необходимости спокойно выходил для своей гаражной халтуры через такую лазейку. А в помещениях, где стоял знаменитый станок Матвея, он вообще был один бог и царь, в его владения мог никто не входить месяцами. В общем, завод был идеальным прикрытием для такого тайного производства.

Дерябин начал уговаривать Матвея стать его компаньоном и, разумеется, в конце концов уговорил, — ведь сделать второй шаг уже гораздо проще, чем первый. И гораздо менее страшно. Решающим же аргументом для Рюхина стало то, что Дерябин разработал схему реализации фальшивок через мандариновую Абхазию и хлопковый Узбекистан, где в те времена крутился огромный объем неучтенной наличности.

По подсчетам Дерябина, с учетом высочайшего качества подделок и отдаленности районов их распространения их должны были обнаружить не раньше чем через несколько лет, за которые из подпольного монетного двора должно было выйти не двадцать с небольшим тысяч, как у Баранова, а несколько десятков миллионов рублей. Но для большей безопасности Дерябин обещал использовать завод и, соответственно, Матвея Рюхина не более года, а потом перевести производство в другое место.

Матвей, у которого никогда не было секретов от жены, честно рассказал ей все и на этот раз. Рюхины долго думали. Но, в конце концов, они были всего лишь немолодые, усталые люди, и у них была больная дочь, в которой они души не чаяли. Они решили согласиться.

Но криминальный талант Дерябина генерировал все новые идеи. Уже к началу производства он был глубоко уверен, что подделка рублей — вчерашний день, и был одержим идеей печатать американские доллары. Проблема была в бумаге, которая сильно отличалась от советской, но Дерябин решил ее. Нужно было резать несколько клише, чтобы методом проб и ошибок на нескольких партиях добиться необходимого качества подделок. Но тут Рюхин встал насмерть, совершенно категорично заявив, что «работать против Родины» не будет. Напрасно Дерябин доказывал, что, печатая фальшивые доллары, они будут подрывать экономику США, а не СССР, — у Рюхина были свои представления на этот счет. В общем, переналаживать «Гюстава» Матвей отказался.

Но не таков был Дерябин, чтобы менять свои планы. В конце концов, он мог переналадить «Гюстава» и сам, благо конструкция последнего позволяла это делать довольно легко. Но Матвей «пошел вразнос» и пригрозил свернуть производство. Тогда Дерябин сделал вид, что смирился. А однажды Рюхин не обнаружил футляра с «Гюставом» на месте. Он бросился за объяснениями к Дерябину, но оказалось, что тот срочно уехал в Ташкент с очередной партией фальшивок, хотя должен был ехать только через несколько дней. А назавтра в лабораторию к Рюхину пришли.

Рюхин имел все основания предполагать, что это Дерябин «заложил» его, но доказательств этого не имел. Но не только поэтому Рюхин не сдал сообщника. Во-первых, проходя один, а не «по предварительному сговору с другими лицами», он мог рассчитывать на смягчение наказания. Но, главное, Дерябин всегда обещал, что «в случае чего» не оставит семью Матвея. Вот и вскоре после ареста в камеру к Матвею «тюремным телеграфом» пришла «малява» от Дерябина, где тот уверял подельника, что его семья не будет знать материальных проблем. Несмотря на то, что, мол, у Матвея перед ним, Дерябиным, «рыло в пуху».

Дело в том, что Матвей, понимая, что имея «Гюстава», Дерябин вполне один сможет настроить его для производства долларовых клише, изготовил дубликат корпуса машины, внешне неотличимый от оригинала, и упаковал его в такой же футляр. И, думая, что похитил «Гюстава», Дерябин на самом деле получил… «куклу». Об этом обо всем Рюхин на последнем свидании рассказал жене. Рассказал он и то, где спрятал «Гюстава», и то, что Дерябин рано или поздно придет за ним. И что — отдавать или нет, решать теперь ей, Антонине Васильевне. Эти слова мужа стали ясны ей только после его смерти. На могиле мужа она поклялась, что машину Дерябину не отдаст.

Первый раз Дерябин пришел за «Гюставом» примерно через полгода, но мать была как кремень. Второй раз он пришел, когда Ольга лежала в больнице при смерти от несчастной любви. Он пришел и рассказал, что Алексей Куницын — его племянник, и спросил, не считает ли Антонина Васильевна, что жизнь ее дочери Ольги стоит «Гюстава»? Мать переадресовала этот вопрос дочери и, выслушав ее ответ, сказала Дерябину «да». Но, будучи женщиной умной и практичной, она дала понять Дерябину одну вещь. Пусть они с племянничком не думают, что Алексей сможет развестись с Ольгой через неделю после свадьбы, потому что в этот же день она, Антонина Васильевна Рюхина, сдаст Дерябина «со всеми потрохами». Дерябин засмеялся: «Я уверен, что дети будут жить долго и счастливо». На том и порешили.

Мать, словно облегчив душу, в ночь умерла. А Ольга вскоре воспылала лютой ненавистью и к дяде, и к племяннику. К первому — за отца, ко второму… За свою любовь, которой он предпочел постель Ирины. За то, что на долгие годы это сделало их, самых близких на земле подруг, врагами. За погибшего ребенка, за лишение радости материнства. И за то, что виноватой в этом муж сделал ее саму. За то, что трахает все, что шевелится, кроме нее, законной жены. За то, что она превратилась в законченную алкоголичку. В общем, за все, что превратило ее жизнь в ад. А возненавидев, решила отомстить.