Ирина Лобусова - Тень «Райского сада»

И, поставив кастрюльку с овощами на плиту, поспешила покинуть кухню, делая вид, что не замечает того, как неотрывно смотрит ей вслед новый сосед.

Последний трамвай, громыхая железом разбитых вагонов, завернул по Слободскому кольцу, и Зина осталась одна в темноте. Еще минуты две тусклые огоньки трамвая мерцали в отдалении, затем погасли и они. Где-то далеко глухо залаяла собака. Звякнула цепь. Глухой собачий лай оборвался на высокой ноте и смолк. Темнота стала густеть. Освещение на Слободке было не предусмотрено. Ежась от ледяного пота, против ее воли стекающего по спине, Зина быстро пошла по пути следования трамвайного полотна, стараясь ступать аккуратно, чтобы не попасть в рытвину или колдобину.

В конце концов ей пришлось достать из сумки и зажечь масляный фонарик, оставшийся еще от родителей — воспоминания о далеких временах гражданской войны. Дрожащий огонек фонарика помогал мало. Но можно было хотя бы рассмотреть дорогу. Внезапно ей подумалось, что в одиночестве, в темноте, бродя с фонариком в самых закоулках Слободки, она похожа на странного призрака, заблудившегося в мире живых. Заблудшая душа потустороннего жителя вполне могла бы быть созвучна с ее душой.

К счастью, Зина хорошо знала путь, она определила его еще днем. И теперь могла двигаться в точно заданном направлении.

Из-за болтовни нового соседа Зина едва успела на последний трамвай. Она задержалась с ужином, а потом боялась выскользнуть из дома. Дверь бывшей комнаты учителя истории находилась наискосок от ее двери, и ей почему-то казалось, что этот тип, нагло вторгшийся в чужое жилье, будет за ней следить. Но Зина ошибалась — судя по голосам, комната заполнилась другими соседями. Поэтому, улучив момент, когда в коридоре было меньше всего людей, она тихонько выскользнула из дома.

Слободка была для нее неприятным местом. Отдаленность от центра города, вонь гниющих ставков. И контингент — уголовщина самого низкого пошиба да сельская беднота, так и не пристроившаяся в большом городе, но зато с успехом принесшая в него моральное разложение. Зина вспоминала пьяных женщин с голодными детьми, торговок краденым, воровок. Почти каждый месяц кто-то из таких матерей отправлялся в тюрьму, а ребенок оформлялся в детдом. Для нее Слободка всегда была отвратительным местом.

И особо плохую славу этому району придавало наличие сумасшедшего дома, который в простонародье именовали Слободка-Романовка. Однако, по сравнению с другими обитателями района, психи были безобидны. Их держали под замком, их охраняли, из-за толстых стен психиатрической больницы наружу не доносилось ни звука. А страшные слухи всегда были слухами, потому что никто не знал правды.

Так — шепотом, тайком, со страшными предосторожностями, только проверенным людям — говорили, что в психичке открыли дополнительное отделение, где держали неугодных советской власти. И было очень страшно попасть в это отделение — потому, что из него не выходили наружу.

Но как все было на самом деле, Зина не знала, да и никто не знал. Но ей и так довелось узнать больше, чем другим. И вот теперь, в глухой час ночи, она пробиралась одна по ночной Слободке как раз к сумасшедшему дому, чтобы повторить путь, однажды уже пройденный с Андреем.

Двигаться надо было быстро, чтобы избежать ненужных встреч. И уже скоро в темноте стали вырастать знакомые очертания психиатрической больницы.

Теоретически там могла быть охрана, даже ночью. Поэтому Зина свернула на всякий случай в один из знакомых переулков. Она несколько раз бывала здесь и прекрасно знала, что в самом его начале стоит заброшенный дом.

Спрятаться в этом доме до полуночи, пока жизнь окончательно не замрет по всей округе, а потом проникнуть в больницу — таким был ее план.

Вот и знакомый забор. Зина отогнула одну из гнилых досок и аккуратно забралась внутрь, прямиком во двор, еще заросший пожухлым прошлогодним бурьяном и ивняком.

Кто жил в этом доме? Она не знала. Одноэтажная хибара с выбитыми окнами виднелась в глубине двора. Почему никто не занял дом, хотя в городе всегда было плохо с жилплощадью? Не знала она и этого.

Кто-то из родителей маленьких пациентов, живущих в этом переулке, когда-то говорил ей о том, что дом этот пользуется дурной славой, потому что в нем произошло убийство — расправились с целой семьей. А другие рассказывали, что там жила одинокая старуха, которая мирно и спокойно умерла от старости… Что было на самом деле, Зина не знала, да это, по большому счету, и не имело никакого значения.

Стараясь двигаться осторожно, чтобы не поранить ноги, она добралась до выбитого окна. Затем, взобравшись на подоконник, влезла в дом и оказалась в небольшой комнате, заваленной остатками разломанной мебели. Здесь она решила подождать.

Зина присела на колченогую табуретку и погрузилась в размышления. Из памяти выплывали слова Андрея о том, что однажды ей самой придется наведаться к странному пациенту. Слова эти оказались пророческими: он исчез, и вот теперь, неизвестно зачем, она снова идет взглянуть на несчастного ребенка.

Прислонившись к стене, Зина закрыла глаза. Сознание погружало ее в легкую дремоту без сновидений. Ей даже приятно было плыть в этом мутном облаке, отключившись от понимания того, где она находится и зачем.

Так прошло довольно много времени. Очнулась она от холода и от того, что у нее затекли ноги. Часы показывали десять минут первого. Пора пробираться в больницу. И вдруг…

Острое чувство чужого присутствия заставило Зину замереть на месте. Капля ледяного пота вдоль позвоночника вновь ранила кожу уже привычным холодом. Зина замерла, боясь пошевелиться. Из темноты прямо на нее уставились два абсолютно неподвижных глаза, горящих алым. Горло ее сжала мохнатая лапа страха, а сердце забилось, как запертый в клетку зверь.

Глаза горели, приближаясь из темноты. Послышалось глухое рычание. Дрожащей рукой Зина потянулась к фонарику, оставленному на подоконнике и потушенному тотчас, как она забралась в дом, чтобы свет не привлекал чужого внимания. Как было бы хорошо зажечь его сейчас!

Ей удалось схватить фонарик. Страшные глаза неподвижно застыли напротив. Вторым этапом было нашарить в кармане коробок спичек и зажечь масляный фитиль. Далось это Зине не сразу — она сломала две спички, прежде чем смогла это сделать. Руки у нее дрожали.

Тонкий, мерцающий огонек выхватил из темноты большого лохматого пса с грязной, очевидно, светлой шерстью. Расставив лапы, пес не сводил с нее глаз. Но угрожающим он не выглядел. Рычал он, скорее, для того, чтобы привлечь ее внимание.