Анна Данилова - Любовь насмерть

— Так кто приехал-то? — спросил Фима, практически перебив Коневского.

— Так Зоя. — Саша повернулся к Фиме. — Натурщица. Приехала вся расстроенная, села с нами, Занозов принялся за ней ухаживать, налил ей водки, поставил перед ней миску с клубникой. Ее приезд нас всех не то что успокоил, но явно разрядил обстановку. Она была вся такая роскошная, в зеленом шелковом платье, на плечах золотистая, расшитая цветами шифоновая шаль, она была такая стройная, соблазнительная, но, повторяю, чем-то явно расстроенная. Не могу сказать, что она красавица, и редко кто писал ее портрет, в смысле, лицо, но тело у нее действительно роскошное. Хотя в последнее время она похудела…

— Вы не знаете, в каких отношениях Зоя была с покойным доктором Селивановым?

— Ну… так… — Саша деликатно кашлянул в кулак. — Зоя у нас личность известная. Нет, вы только не подумайте, я не осуждаю, женщина она одинокая, несчастная, а ей, как и всем нам, нужно человеческое тепло, любовь. Предполагаю, что она была влюблена в доктора. Поговаривают, что она и в лес-то приезжала позировать для того, чтобы быть поближе к нему. Что, отработав свои часы, бегала к нему. И уж не знаю, кто распустил слухи, что у доктора была любовница, вернее, что у него жила какая-то женщина.

— Но ты же сам говорил, что видел девушку в его садике, — напомнил я ему.

— Но почему сразу любовница? Я и тогда предположил, что это могла быть какая-то его родственница. Думаю, что полиция уже опрашивает всех его родных и друзей в Москве. Им сейчас не позавидуешь…

— Как она выглядела? — спросил Фима Коневского.

— Высокая такая, стройная, в голубом платье. Конечно, это могла бы быть его пациентка, но тогда зачем ей поливать цветы? Не знаю я… Просто не хочу, чтобы люди сейчас вспоминали Селиванова как «тихушника», прятавшего у себя в доме любовницу. С какой стати ему кого-то прятать вообще? Если у него и бывали женщины, так это его личное дело, и нечего копаться во всем этом. Кто без греха? К тому же кто-то говорил, что у него действительно есть любовница, но он сам ездит к ней в Москву. Уж не знаю, откуда такие сведения. Он не был болтуном и никогда не рассказывал никому о своей личной жизни.

Я поставил перед Коневским большой бокал с душистым чаем. Саша улыбнулся и обнял бокал ладонями, вдыхая аромат трав.

— Вот у меня не получается такой чай.

— Саша, у меня машину угнали в ту ночь, а потом вернули, — сказал я.

— Что? Как это?

Я рассказал ему, что знал.

— Но это точно кто-то из наших, — оживился он. — Тот, кто отлично знает расположение твоего гаража… А ты что же, не слышал?

— Я музыку слушал в ту ночь, громкую…

— Я же говорю, кто-то знает и твои привычки! Иначе как?

— Надо вычислить этого человека, — сказал Фима. — Потому что он, вполне возможно, и есть убийца.

— Так что же это получается, ту девушку возили на твоей машине? А где она сейчас, твоя машина-то?

— В надежном месте, — ответил Костров.

— Послушайте… Мне вот тут одна мысль пришла. А что, если Зоя что-то знает о докторе? Ну, если предположить, что они были… в отношениях, то она могла знать что-то о нем, о его личной жизни. Вам бы с ней поговорить. К тому же она позирует многим из наших, а потому во время сеансов могла в разговоре что-то услышать… Я имею в виду, может, она скажет, кто ненавидел тебя, Марк.

— Хорошая мысль, — поддержал его Фима. — Она до сих пор у Занозова?

— Ну да, где же ей еще быть-то? Она выпила, потом плакала, много говорила про Макса, какой он был хороший и добрый, какая у него была чудесная улыбка. Мы все стали вспоминать, что у него, помимо таблеток, всегда можно было одолжить денег! У кого не бывало финансовых проблем? Всякое случалось. И да, действительно, он многим помогал, давал денег, даже мне… Все знали, что у него деньги водятся, он же иностранцам свою квартиру сдавал, а сам жил очень скромно. Неравнодушный был человек к чужой боли или беде. Мне до сих пор не верится, что его нет.

— Она, наверное, спит сейчас у вашего Занозова… — пробормотал Фима, и я сразу понял, о чем он подумал. Разбудить Зою или нет? Утром мы должны вернуться в загородный дом Фимы, здесь нам оставаться опасно. Мы и приехали-то сюда, чтобы именно ночью встретиться с моими друзьями и поговорить.

Сейчас, когда я разговаривал с Сашей и поглядывал на часы (стрелка часов приближалась к двум), идея встретиться с кем-то еще приобрела какой-то уже нереальный характер. Хорошо еще, что Саша пришел. Пойти же по домам, чтобы собирать информацию, тоже казалось уже абсурдным.

— Конечно, спит, — сказал Коневский про Зою. — Она крепко так выпила, потом еще, говорю же, плакала на плече у Занозова, а после ушла спать. Сказала, что ее ноги уже не держат да и чувствует она себя неважно. Она так и сказала: «Нервы». Думаю, все подумали тогда о том, что в лице Макса она потеряла не только друга и любовника, но и человека, который поддерживал ее материально. Зоя из тех женщин, кто не умеет обращаться с деньгами. Вот сколько ей ни дай, все промотает. У нее ни семьи, ни детей… Как птичка, живет одним днем.

Мы поблагодарили Сашу за то, что он пришел, за поддержку, и я проводил его до дверей.

Вымыл бокал. Внезапно и одновременно догадка озарила наши с Фимой лица. И как же это нам сразу не пришла эта простая и очень верная мысль?!

— Она у…

— …доктора, — закончил он мою фразу. Где еще бы Ольга могла спрятаться после того как покинула мой дом? Конечно, там, в доме своего теперь уже покойного приятеля Макса Селиванова, там, где она научилась прятаться и жить тихо как мышка, не привлекая к себе внимания. И она рассудила правильно! После обыска в его доме он должен был оставаться пустым. И поскольку его стены стали для нее уже родными, она, почуяв в моем лице опасность (откуда она могла знать, что я отправлюсь в Москву с целью защитить ее, а не наоборот?!) и перестав доверять мне, отправилась прямо туда, практически к себе домой. В Москву ей было ехать некуда — возможно, от Макса она узнала, что ее бывший муж проживает с другой женщиной, а может, ей было просто стыдно к нему возвращаться после измены. Что же касается Германа, то от своей любви к нему она, вполне возможно, излечилась здесь, в этом лесу, на густом и бодрящем хвойном воздухе в обществе добрейшего доктора.

Мы вышли из дома, вооружившись фонариками, и отправились к дому доктора Селиванова.

Я бы лично и не удивился, если бы обнаружил хотя бы слабый, едва заметный свет в окнах. Но нет, дом стоял безмолвный, темный, словно тоже умер. Над нашими головами раскинулись широкие кроны гигантских елей, сквозь ветви которых проглядывало ярко-синее небо, усыпанное алмазными звездами. Когда, интересно, я снова вернусь к нормальной жизни и начну любоваться окружающим меня миром, нашим лесом и звездами? И как поступить, что сделать, что бы такого придумать, чтобы эти лесные запахи и красота не сохранились лишь в моей памяти, когда я окажусь за решеткой?