Аллан Холл - Монстр [Дело Йозефа Фритцля]

Йозефу едва исполнилось десять, когда стрельба наконец прекратилась. Большая часть Амштеттена обратилась в дымящиеся развалины, улицы были изрыты воронками, фасады домов с выбитыми стеклами почернели от копоти. Дом на Иббштрассе, 40, уцелел, но знамена со свастиками, украшавшие все дома начиная с 1938 года — включая родительский дом Йозефа, — больше не развевались на ветру, так как символы нацистского государства оказались под запретом.

Послевоенные годы были тяжелыми для Австрии. Хотя советские войска довольно быстро отступили из Нижней Австрии, которую затем оккупировали англичане вплоть до 1955 года, Амштеттен, подобно другим общинам, страдал от дефицита продовольствия, топлива, одежды и горючих материалов. Отчаянно не хватало рабочих рук: более пятидесяти процентов мужчин, отправившихся сражаться за Гитлера, не вернулись домой.

Карл Дункль учился в одном классе с молодым Фритцлем четыре года, с десяти до четырнадцати лет. Он вспоминает, что Фритцль был двумя годами старше остальных мальчиков в классе: «Не знаю, связано ли это с общим смятением послевоенных лет или с тем, что он выделялся на фоне остальных, но ему постоянно приходилось с чем-то бороться, что-то преодолевать; да и дома у него не все было спокойно, каждый знал это. Думается, у его матери было слабоумие — женщиной она была определенно эксцентричной, — и, я полагаю, хотя она и поколачивала его, но выбивалась из последних сил, чтобы о нем заботиться. Думаю, ее неспособность оказывать ему должный уход пару раз приводила его в приют для несовершеннолетних. Странной представляется его реакция — бежать обратно домой… Он был неспокойным мальчиком, нервным, всегда начеку; казалось, у него ясное, почти звериное чутье и понимание происходящего. И неусидчивым же он был!»

Дункль описывает Фритцля как выходца из бедной семьи. «Бедной в двух отношениях, — вспоминает он. — Во-первых, их финансовая ситуация оставалась достаточно напряженной, а во-вторых, единственный сын в семье, он не мог наладить контактов с обществом. Фритцль всегда был одинок и во многом напоминал волка- одиночку. Он играл в ковбоев и индейцев, копов и грабителей с нами в лесу, но, будучи на два года старше, был более развит физически. Однако лидером не стал; ему доставляло большую радость оставаться на заднем плане».

Мальчишки часто гоняли мяч но улицам — футбол остался страстью Фритцля на всю жизнь. Но игроком он был неважным; «левша Фритцль» делался тем вежливее, чем больше оскорблений сыпалось на него. Еще его называли «браунер» — из-за коричневых рубашек, которые нацисты носили в первые дни, а также потому, что он продолжал выказывать свое юношеское восхищение их политикой. Подростком Фритцль стал проявлять жадный интерес к своей внешности и к противоположному полу; две черты характера, определившие его поведение на всю оставшуюся жизнь. Дункль вспоминает; «В последних двух классах возрастное различие стало более ощутимым. Фритцль тщательно следил за своей внешностью и всегда был чрезвычайно ухожен».

В дальнейшем Фритцль оказался и одним из самых умных. Он закончил школу с хорошим аттестатом и четыре года проучился на инженера-электронщика — очень важная специальность в стране, чьи заводы и рабочая сила понесли такой ущерб. Во всех отношениях он являлся добросовестным работником, человеком, тщательно подмечавшим всякую деталь, и всегда получал удовлетворительные, а иногда и превышавшие средний уровень оценки за свою практическую и академическую работу. На дорогу в колледж у него уходило два часа. Он отказывался от выпивки с другими учащимися после занятий, торопясь поскорее вернуться к любимой маме.

Тем не менее по воскресным дням Фритцль сбрасывал с себя обычную угрюмость, становился более расслабленным, отвечал на шутки и даже сам шутил за кружкой пива, заразительно смеясь, когда присоединялся к дружеской компании. По уик-эндам он наслаждался оживленной общественной жизнью, ходил на танцы в Амштеттен или Линц и позже хвастал, что завел «нескольких подружек». Девушки нравились ему, а он — им. Соперничая в прическе со звездами тогдашнего американского кино, юноша покупал на черном рынке бриолин и гладко зачесывал волосы. Но вечерами всегда возвращался, чтобы позаботиться о матери.

Ко времени окончания колледжа ему исполнился двадцать один год, он готовился подыскать первую работу, и характер его уже вполне сложился. На жизненном пути перед Йозефом Фритцлем возникли развилки, и приходилось решать, какую дорогу выбрать. К сожалению, сочетание безотцовщины, болезненной привязанности к матери, неотвязное стремление утвердить свой авторитет определили его чудовищную судьбу.

Ведущий венский психотерапевт набросал профиль Фритцля для этой книги, основываясь на годах его становления в Амштеттене. Строя свой анализ на среде, окружавшей будущего преступника, он приходит к выводу, что порочные наклонности сложились у Фритцля в самом раннем возрасте. «То, что он испытывал в возрасте двух, трех, а может быть, и пяти лет, превратило его в того, кем он позднее стал в жизни. Сексуальные фантазии, по его собственным словам, связанные с матерью, должны были укорениться в нем с самого раннего детства; без преувеличения можно сказать, что это было сценой, на которой складывался внутренний мир персонажа.

Крайняя суровость матери, по всей видимости, создавала определенное напряжение и давление, с которыми мальчик не мог совладать, не мог осмыслить их логически. Совершенно ясно, что тогдашнее общество — строгое, резкое, не допускавшее никаких разногласий — сдерживало его силы. Фритцль был молодым вулканом накануне извержения. Должно быть, постоянные табу терзали его, так как подобная неудовлетворенность всегда ищет выхода.

Говоря о неудовлетворенности, я подразумеваю самые разные вещи: чувство отчужденности от своих сверстников, у которых были отцы; чувство импотенции, поскольку мать отвергала его поклонение; извращенное представление о хорошем поведении. Люди, подобные Фритцлю, вступающие в жизнь как жертвы, со строгой матерью, без отца, извечно задаются вопросом: „Почему я?“ Они испытывают извращенное удовольствие, рассматривая себя как жертву, а все мы знаем, как часто жертва впоследствии становится преступником.

По мере взросления он испытывал необходимость очистить свое сердце от ненависти, но никогда не мог полностью открыть клапан. Вместо того чтобы найти выход, он подыскивал обоснования своему поведению, что и сделало его тем, кем он стал, — насильником, склонным к неоднократным домогательствам на сексуальной почве».

Всего несколькими годами позже Йозеф Фритцль «попал на заметку полиции» — выражение, которое вряд ли способно адекватно описать человека, совершившего впоследствии череду сексуальных домогательств и жестокостей, сломавших судьбы по крайней мере двух молодых женщин.