Юлия Алейникова - Анонс для киллера

Женька закончила с фаршем и принялась шпиговать свиной окорок чесноком. По телевизору шла передача, посвященная современной японской поэзии. В студии сидели седая внушительная тетка с резкими весомыми чертами лица, какой-то профессор лингвист и ведущий программы, интеллигентный искусствовед с убаюкивающим голосом и мягкими манерами.

Тема показалась Женьке интересной, и она краем глаза следила за беседой в студии, уж по крайней мере внимательно ее слушала. Свиной окорок был готов к запеканию, духовка уже нагрелась, и Женька загрузила в нее мясо, чтобы полностью сосредоточиться на голубцах.

— Современная японская поэзия, — рассказывала суровая профессорша, — отличается таким же демократизмом, как и в древности. И это тоже можно считать традицией, ибо уже в первой поэтической антологии, которая появилась в Японии в восьмом веке, «Манъесю» были собраны сочинения самых разных людей: императоров, чиновников, придворных, рыбаков, пограничных стражей, воинов.

— Римма Вениаминовна, — обратился к ней ведущий, и Женька отметила про себя, что это имя очень подходит тетке.

Римма. Имя звучало резко, решительно, и такой же выглядела его обладательница. Женька промокнула капустные листья и взглянула на экран, там как раз шла строка: «Римма Вениаминовна Гибо, профессор, сотрудник Петербургского института восточных рукописей РАН…»

Женька стояла перед экраном, по-прежнему держа в руках капустные листья, и перечитывала коротенькую строчку. «Римма Вениаминовна Гибо, профессор…»

Потом она бросила листья, схватила кухонное полотенце и помчалась звонить Вике.

— Телефон Риммы Вениаминовны? Ну, разумеется, — удивленно спросила Вика. — Но мне кажется, будет удобнее, если я сама предварительно позвоню ей и предупрежу ее, — робко предложила вдова. — Римма Вениаминовна — человек сложный, она может негативно отреагировать, если я возьму и просто так дам кому-то номер ее телефона. Она очень строга в вопросах этикета. Да и вообще строга, — как-то пугливо заметила Вика.

— Хорошо, — согласилась Женя. — Только звоните прямо сейчас.

Пожалуй, так будет лучше. Женин звонок не вызовет у профессорши настороженности, и она не пошлет журналистку куда подальше. Потому что, если Женька права и Кайданов оставил документы у нее, а Женя, взглянув на Гибо, была практически в этом уверена, такой решительной и суровой тетке можно доверить что хочешь, очень важно убедить ее в том, что Женьке тоже доверять можно. Даже несмотря на прокол с консультантом. Уж второй-то раз она такой промах не допустит. И от слежки сегодня придется уходить особенно тщательно. Женька отправилась к шкафу выбирать подходящий образ.

— Я ее предупредила, она согласилась с вами побеседовать, — позвонила ей минут через пятнадцать Вика. — Только… — Кайданова слегка замялась. — Римма Вениаминовна — человек особый, иногда она бывает резковата и даже груба, но это просто характер такой, вы не обижайтесь на нее, она очень добрый, чуткий, порядочный человек.

— Вика, не стоит волноваться о таких пустяках, — усмехнувшись, успокоила ее Женя, не отличавшаяся в силу врожденного характера или благоприобретенной профессиональной привычки особой щепетильностью и чувствительностью.

Во всем, что касалось работы, она руководствовалась поговорками типа: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь», «Они нас в дверь, а мы в окно», «Не надо стесняться того, чего не надо стесняться» и «Наглость города берет». Но все это успешно работало только в профессиональной сфере, в личной жизни Женька была мнительна, скромна, неуверенна в себе. Вот такой парадокс.

Римма Вениаминовна вопреки Викиным предупреждениям была хоть и суха, но вежлива и легко согласилась на встречу, предложив встретиться у нее на службе в институте.

— Позвоните мне с проходной, я вас встречу, у нас строгий пропускной режим, — велела она Жене. — И поторопитесь, мой рабочий день закачивается в восемнадцать ноль-ноль.

На этот раз Женя решила загримироваться основательнее и из соседнего подъезда выбралась под ноябрьский мокрый дождь сухонькая сгорбленная старушонка в разношенных ботах, старенькой шубейке, замотанная в платок.

Старушка, кряхтя и охая, доковыляла до метро и нырнула в проходную арку с надписью «Нотариальная контора», спустя некоторое время из нотариальной конторы вышла дамочка неопределенного возраста с белесыми ресницами и блеклым усталым лицом, в тоненьком осеннем пальтишке и, зябко поводя плечами, поспешила к метро.

В метро Женька сделала три пересадки, доехала до Невского, и там, зайдя в «Пассаж», смыла в туалете белесый грим, сняла уродскую круглую шляпу без полей, намотала на шею модный шарф, сделала привычный макияж и, преображенная, вышла на улицу. Времени у нее было еще навалом, но погода была такая отвратительная, а институт располагался на Дворцовой набережной, куда, как известно, либо пешком, либо на такси. Женька выбрала второе.

Римма Вениаминовна не встретила ее на проходной, но строгий охранник, бдительно проверив Женины документы и занеся их в журнал, вызвал по телефону для нее провожатого, престарелого юнца с бородой, в пиджаке с протертыми рукавами и затравленным выражением глаз.

— Николай Юрьевич. Старший лаборант секции Дальнего Востока, — представился он, жалко улыбаясь, и лично проводил Женьку до кабинета Гибо.

Достигнув нужной двери, старший лаборант вытянулся в струнку, аккуратно постучал в высокие двустворчатые резные двери некогда великокняжеских апартаментов и, услышав сухое «войдите», просунул в дверь голову и почтительно доложил:

— К вам пришли.

— Пусть войдет, — велели из-за двери, и лаборант запустил Женьку в кабинет.

— Добрый день, — входя в кабинет, вежливо, но достойно поздоровалась Женька, она недолюбливала таких вот доморощенных тиранов. Вроде и начальство небольшое, а все перед ними трепещут, потому что они так принципиальны и безупречны, что на их фоне простой смертный среднестатистический гражданин начинает себе казаться неполноценным и несостоятельным. Коллеги начинают подозревать, что незаслуженно занимают свои должности, домашние осознают собственную бездарность и никчемность, короче, у дальнего и ближнего окружения подобной личности развивается масса комплексов, главный из которых — комплекс неполноценности.

Женя всегда считала своим долгом бороться с тиранией в любом ее проявлении, а потому, делая шаг в кабинет, была уже готова держать оборону и не терять чувство собственного достоинства.

«Уж мне-то прогибаться перед какой-то профессоршей нет никакого резону», — напомнила себе Женька, оглядывая кабинет и отыскивая взглядом его хозяйку.