Юлия Алейникова - Анонс для киллера

— Здравствуйте, — услышала она голос откуда-то из-за спины. — Евгения Викторовна?

Женька обернулась, у нее за спиной перед распахнутым книжным шкафом сидела в инвалидном кресле хозяйка кабинета, именно из-за распахнутой дверцы Женька ее и не заметила.

— Проходите, — махнула в сторону старинного, вероятно, сохранившегося еще со времен первых обитателей дворца огромного письменного стола, заваленного бумагами, Римма Вениаминовна.

Женька с интересом огляделась. Кабинет был частью какого-то зала, вероятно, его четвертинкой. Потолки в кабинете были высоченные, как в Эрмитаже, и украшены богатой лепниной. Стены по периметру уставлены шкафами, частично антикварными, частично современными. Торцом к окну стоял рабочий стол, возле него несколько стульев, тоже заваленных бумагами.

Римма Вениаминовна подъехала к одному из них и, сняв лежавшие на нем папки, освободила для гостьи, а сама закатилась за рабочий стол.

— Итак, я вас слушаю, — взглянула она на Женю вполне дружелюбным взглядом.

В жизни Римма Вениаминовна смотрелась мягче и приятнее, чем на голубом экране, и на тирана или деспота явно не тянула, хотя характер и сила воли сразу же читались на ее правильном, с крупными четкими чертами лице.

— Я пришла к вам по поводу смерти Олега Кайданова, — прокашлявшись, объяснила Женя, еще не решив, как перейти к главному вопросу.

— Вика мне это уже объяснила. Так что именно вам от меня надо? Я не принадлежу к близким друзьям Олега, к тому же мы давно не виделись, — откинувшись на спинку инвалидного кресла, спросила хозяйка кабинета. У нее были широкие плечи и мощный корпус. Вероятно, когда она была здорова, то была похожа либо на «девушку с веслом», либо на греческую кариатиду. Руки у нее тоже были крупные, с длинными пальцами, ухоженными, но лишенными колец и перстней. И вообще суровость была основной чертой ее облика. Честная седина на голове, лишенное косметики лицо, открытый взгляд и бездна достоинства. Никакой жалости в связи с инвалидностью Римма Вениаминовна не вызывала. Рядом с этой фундаментальной, как советская наука, дамой Женька казалась себе маленькой, легкомысленной канарейкой.

«С таким человеком финтить бесполезно», — решила Женя и перешла непосредственно к делу:

— Меня интересуют документы, которые Олег оставил у вас на хранение незадолго до смерти. — Она смотрела прямо в глаза собеседнице, хотя это было и непросто, слишком уж властным и пронизывающим был взгляд Риммы Вениаминовны.

— Документы? С чего вы взяли, что Олег оставлял у меня какие-то документы? — спросила она, не меняя ни выражения лица, ни позы.

— Из всех знакомых и друзей на месте Олега с такой просьбой я обратилась бы именно к вам. Думаю, и он поступил так же. Ему нужно было спрятать подлинники документов, поскольку они были единственными вескими доказательствами преступной деятельности фармакологической компании. Оставить их у себя он не мог. Спрятать где-то? Ненадежно. Довериться кому попало он не мог. По разным причинам: семьи, дети, особенности характера. Вы идеальная кандидатура. Значит, они у вас, — коротко обрисовала свой взгляд на предмет Женя, а потом добавила после короткой паузы: — Я собираюсь использовать эти документы по назначению, обнародовав информацию о результатах клинических исследований препарата, а заодно вынудить правоохранительные органы заняться повторным расследованием обстоятельств смерти Олега и его ученика, Алексея Девятова. Он тоже был убит.

— Знаете, — склонив набок голову и задумчиво глядя на Женю, проговорила Римма Вениаминовна. — Сама я никогда не смотрела ваших передач, но их смотрели люди, чьему мнению я склонна доверять. — Она замолчала, словно не закончив мысли, и продолжала задумчиво рассматривать Женю.

Женька держалась из последних сил, стараясь не ерзать, не отводить взгляда и не терять лица, а сохранять аналогичное спокойствие. Это ей давалось нелегко.

Наконец Римма Вениаминовна вновь ожила.

— Олег действительно обращался ко мне незадолго до смерти, — проговорила она уже другим, более мягким, доверительным голосом. — Он был очень взволнован и, как я поняла позже, напуган. Олег просил встретиться, естественно, я согласилась. Он приехал поздно, около часа ночи. Это уже само по себе было удивительно, — вздохнула Римма Вениаминовна. — Олег был слишком хорошо воспитан, чтобы позволять себе столь поздние визиты. Хотя для меня они ничуть не хуже любых других. Я люблю работать по ночам, — пояснила она. — Ночью отрешаешься от суеты, и мысли становятся как-то яснее.

Она немного помолчала, потом продолжила:

— Мы знакомы с Олегом сто лет. Он был самым талантливым учеником отца за многие годы. К тому же у них с отцом было много общего в характерах, общение переросло в дружбу. И хотя мы с Олегом такими уж близкими друзьями не были, но между нами существовало взаимное уважение и доверие. А это уже немало, — заметила она, взглядывая на Женю. — Когда отец умер, Олег пытался меня опекать, но я не выношу благотворительности. Поэтому отношения наши остыли и почти прервались. И вдруг этот звонок и просьба. Я сразу поняла, что у него что-то случилось. Хотя такого, конечно, не предполагала.

— Что же он вам рассказал? — не вытерпела Женя, встревая в рассказ.

Римма Вениаминовна коротко улыбнулась ее нетерпению.

— Он пришел усталый, осунувшийся, нервный. Я впервые видела его таким. Долго говорил о всякой ерунде, пока я не потеряла терпения. Потом объяснил, что попал в трудную, почти безвыходную ситуацию. — Она с сожалением вздохнула. — Он не знал, к кому обратиться, и по старой памяти пришел ко мне. Точнее, в память об отце. Он был прав, в такой ситуации отец обязательно поддержал бы его, помог, и я постаралась сделать то же. Олег объяснил, что препарат, над которым он работал некоторое время назад, оказался опасным, даже крайне опасным для здоровья пациентов. Осложнения, вызываемые препаратом, плохо изучены, но уже сейчас ясно, что они губительны для той категории пациентов, которым предназначались, для беременных и кормящих женщин. Он долго объяснял мне о воздействии препарата на плод. Но, увы, я не специалист и не все поняла в его рассказе, а переспрашивать не хотелось, он был слишком возбужден. К тому же подробности для меня не имели большого значения. Но это оказалось еще не все. Препарат оказывал какое-то специфическое воздействие на психику. Об этом аспекте он вообще не захотел говорить, сказал, что все это требует серьезных проверок и тестов, но уже сейчас ясно, что угроза для общества может быть огромна.

— А компания проводить дополнительные тесты не желает? — подсказала Женька.

— В том-то и дело, — подперев подбородок рукой, проговорила Римма Вениаминовна. — Насколько я поняла из путаного, сумбурного объяснения Олега, а ему заметьте, такая манера выражаться была совершенно несвойственна, компания не то чтобы не хотела дорабатывать препарат, но вроде бы даже намеренно собиралась использовать его в данном виде. Или же разделить на два отдельных препарата, устранив в одном из вариантов часть недоработок. Признаться, я толком ничего не поняла. Единственное, что мне стало совершенно ясно, за Олегом следили, ему угрожали и он всерьез опасался за свою жизнь.