Николай Леонов - Буква и цифра

— Вам не придется рисковать, — начал Гуров.

Девайкин жестом остановил его и воскликнул:

— Нет, нет, я не то хотел сказать! Я согласен!

— Согласен? — Крячко был удивлен. — И это после того, как всю дорогу ныл, как он боится боли?

— Да, я действительно ужасно боюсь боли, но все это неважно. Я ведь все-таки актер. Быть может, это главная роль в моей жизни, — трагически произнес Девайкин. — Возможно, вы будете смеяться, но ваш убийца дает мне второй шанс. Подобного шанса я ждал всю жизнь, и отступить теперь — все равно что предать профессию. На это я пойти не могу.

— Лева, что за тараканы разбушевались в голове нашего актера? — растерянно спросил Крячко. — Ему что, «крышу» снесло от страха?

— Вы не понимаете, — оборвал его Девайкин. — В кинобизнесе все не так, как в реальной жизни. И в головах режиссеров тараканы побольше моих. Если я смогу пройти через это испытание, мой рейтинг подскочит до невероятных высот. На меня сразу обратят внимание. Все, кто снимает детективы, триллеры и даже фильмы ужасов, захотят заполучить актера, испытавшего настоящий ужас в реальной жизни. Да меня на части рвать начнут, вы это понимаете?

— Ваше решение не кажется мне взвешенным, — проговорил Лев и повернулся к Крячко: — Мы тратим время, нужно вызывать кого-то из оцепления.

— К убийце поеду я! — со злостью выкрикнул Девайкин. — Он вызвал меня, и вы не вправе мне запретить! Я вообще мог не говорить вам про записку.

— И тогда вместо блестящей актерской карьеры получили бы целлофановый кокон и смерть от удушья, — пытаясь отрезвить актера, произнес Гуров.

— Прошу вас, позвольте мне поехать! Пусть он залезет в багажник, пусть подстрахует меня на случай, если ситуация выйдет из-под контроля, но только не отнимайте у меня шанс!

В сгущающихся сумерках Лев внимательно вгляделся в лицо актера и покачал головой:

— Ладно, ваша взяла! Стас, прыгай в багажник, до восьми осталось десять минут. Не стоит заставлять убийцу ждать.

— Спасибо! — искренне произнес Девайкин. — Обещаю, вы не пожалеете!

Крячко забрался в багажник, предварительно заблокировав замок, чтобы он не захлопнулся во время езды. Девайкин бросил последний взгляд на Гурова и повернул ключ в замке зажигания. Двигатель заурчал, машина плавно тронулась. Лев достал рацию и объявил начало операции.

Актер вел машину аккуратно, стараясь объезжать кочки. Подъезжая к церкви, он запел. Что-то из репертуара легендарного Цоя про догорающий день и выхваченный из календаря день.

— Перемен, мы ждем перемен! — громко выкрикивал он, останавливая машину перед полуразрушенным крыльцом церкви.

«Только бы не сорвался, — сквозь щелку в багажнике наблюдая за тем, как Девайкин поднимается по ступеням крыльца, думал Крячко. — Иначе его мечта о переменах исполнится быстрее, чем он надеется!»

— Эй, есть кто? Я приехал на пробы, — заглядывая в дверной проем, прокричал Девайкин. — Ау, люди! Где обещанная съемочная группа?

Он сделал шаг внутрь, и тут же от стены отделилась тень. Крячко отчетливо увидел руку, занесенную для удара. Сразу после этого послышался громкий вскрик актера и звук падающего тела. Стас хотел выскочить из багажника и мчаться на выручку этому недотепе-актеру, но заставил себя сдержаться. Нужно дать время ребятам подобраться ближе. Тусклый отблеск догорающего заката вновь высветил фигуру в дверном проеме. Преступник выглянул наружу, убедился, что там никого, подхватил тело актера за ноги и поволок его внутрь. Крячко нащупал в кармане телефон, ощупью набрал номер Гурова и почти беззвучно прошептал:

— Он его вырубил. Действуйте!

После этого досчитал до пятидесяти, беззвучно откинул крышку багажника и вылез наружу. Добравшись до ближайшего оконного проема, подтянулся и заглянул в проем. В темноте ничего не было видно. Тогда он пошел вдоль стены, отыскивая запасной вход. Подобравшись к северным дверям, поднялся по ступеням, прошмыгнул внутрь. И сразу услышал его. Преступник разговаривал. Может, сам с собой, может, с жертвой, Крячко не вникал. Он медленно двигался на звук.

— А всему виной твоя гордыня, дружочек. — Голос убийцы звучал обыденно. — И не спорь со мной. Гордыня, она многих погубила. Взять, к примеру, меня: отчего я не лежу в теплой постельке перед экраном телевизора, попивая пивко, а вожусь тут с тобой на грязном полу загаженной святыни? Кстати, тебе не кажется, что место выбрано символично? По мне, так очень даже символично. Один грешник помогает перейти в мир иной другому грешнику в святом месте. Ирония судьбы. Что молчишь, не согласен? Да нет же, ты просто не можешь говорить, ты в отключке. Но это пока. Не переживай, я подожду. Скучно убивать того, кто не может молить о пощаде. Я скуки не люблю, думаю, и ты тоже. По сути, мы с тобой очень похожи. И это особенно приятно. Хочешь знать, почему я считаю нас грешниками? Нет-нет, дела последних дней тут ни при чем. Мы с тобой грешники, потому что оба дурили людей. Ты — с экрана телевизора, я — посредством своих статей. Ты читал мои статьи? О тебе я написал гениально. Жаль, не захватил ее с собой, а то бы прочитал тебе. Ничего, я помню ее наизусть. Очнешься и послушаешь, обещаю.

Крячко добрался до высокой колонны, закрывающей обзор, и осторожно выглянул. Топырин расположился в центре здания. У его ног лежало тело актера, он был без сознания. Обложившись рулонами пленки, Топырин старательно работал. При этом он говорил, не переставая.

— Убивать тебя будет приятно. Не то что этого недоумка фермера. Разве какой-то вшивый колхозник может понять тонкую организацию души творческого человека? Разумеется, нет. Даже мой дражайший начальник не был на это способен. Жалкий бездарь! Знал бы ты, сколько унижений я от него терпел. Он считал меня никчемным журналистом. Держал в редакции из жалости. Самое обидное, что жалел он даже не меня, а мою покойную матушку. Да, да, ты не ослышался, господин Хван был когда-то знаком с моей матушкой и после ее смерти считал своим долгом опекать меня. Гнусный выродок! С каким же наслаждением я убил его! Жаль, что человека нельзя убить дважды. Я бы с радостью сделал это и два, и три раза. Ты знаешь, что он считал себя моим благодетелем? Впрочем, откуда тебе это знать? Ты ведь с ним даже не знаком. Ничего, если верить теории церковников, скоро вы с ним встретитесь. Сможете обсудить ощущения. Сможете даже оценить мой гений. Я ведь действительно гений! Посуди сам, разве мог бы посредственный журналистишка разработать столь безупречный план? Да никогда в жизни! А я смог! Я убил четверых, включая моего благодетеля, а полиция только руками разводит: кто этот неуловимый убийца?

Первый рулон закончился. Топырин аккуратно сложил втулку в лежащий рядом рюкзак и потянулся за вторым рулоном.