Инна Булгакова - Смерть смотрит из сада

Она остановилась, сердце заныло от чувства острого и сильного, природу которого не объяснить, как не объяснить красоту — воспоминание о рае, детстве человечества. Обернулась: дедушка задумчиво смотрит в окно. Мировой старик, ей нежданно-негаданно повезло вдруг найти близких, словно странный шутник вернул родительский долг… Не надо омрачать такой вечер — прекрасную иллюзию в саду, когда ощущение времени потеряно.

Донесся шум выливаемой воды, Саша появился с пустым ведром, бросил его в траву, подошел, положил руки ей на плечи.

— Дедушка смотрит!

— Смотрит? — Саша рассмеялся нервно. — Не беспокойся, подглядывать не станет, не такой он человек.

Она чувствовала удары его сердца, его жгучее возбуждение, которое опьяняло сильнее, чем коньяк.

— Анна! — только и сказал он и прижался к ней лицом; мир с садом словно вздрогнул, заправившись страстной энергией… Она отстранилась.

— Зачем она тебя звала?

— Кто?

— Юлия.

— Пойдем ли купаться. — Он взял ее за руки мокрыми руками. — Да ну их всех! Они нам не нужны, ведь так?

— Ага. Какое необычное место. Здесь как будто должен расти аленький цветочек.

— Где? Где именно?

— Вон там, возле кустов.

— Давай посадим алую розу.

— Давай. Вы сегодня на кладбище ходили?

— Да, к маме. Знаешь, ведь я убил ее.

— Да ну тебя! — Она вырвала руки в гневе.

— Это правда, Анна.

— Как же так? — Она почувствовала, что сейчас заплачет и все полетит к черту. — Не надо, не говори ничего!

— Как хочешь.

— Это нечаянно случилось, да?

— Я почти ничего не помню, так, обрывки… Я потом болел.

— Сколько тебе было лет?

— Семь.

— И в семь лет ты умудрился… Какой черный человек внушил тебе такой ужас?

— Меня допрашивали.

— Как она умерла?

— Ей перерезали горло.

Анна содрогнулась всем телом и какое-то время не могла говорить. Больше всего поражал его тон, рассудительный, холодноватый — застарелая история; никакого безумия, болезни, скорби не проглядывало в красивых разноцветных глазах.

— Зачем ты мне сказал?

— Думаешь, я ко всем лезу с излияниями? Просто хочу, чтоб ты знала про меня все.

— Ну и все, больше не будем об этом, да? А то мне… — Она помолчала. — Мне очень страшно, Саша.

— Почему? Дела давно минувших дней.

— Очень, — повторила она бессмысленно, но с сильным чувством: теперь эта чудесная лужайка навсегда будет ассоциироваться у нее со смертью.

Саша набрал ведро воды, они пошли к дому («Колодец забыл закрыть!»), вернулся, дверца ухнула с забавным чмоканьем, как капризное живое существо.

В дедушкином кабинете уже светилось окно — слабый отблеск настольной лампы с зеленым абажуром, а внизу темно, и они крадутся. «Как воры по коридору», — сказал Саша, засмеялся и включил свет.

— Пойдем ко мне?

— Ой, на сегодня с меня хватит впечатлений!

— Я все сказал деду.

— Что «все»?

— Что я от тебя без ума. То есть он сам догадался, а я подтвердил.

Они вошли в его комнату и сели на низенькую софу.

— Если ты будешь ко мне приставать…

— Не хочешь — не буду. У меня более дерзновенные планы.

— Какие?

— Мне хотелось бы стать твоим мужем.

— Прямо сейчас?

— По-настоящему, официально. Словом, считай это предложением.

Чтоб скрыть радость, гордость (зачем, спрашивается, скрывать? — но такова была ее натура), Анна заметила:

— Ну, детство какое-то. Разве так предлагают?

— А как? Ты скажи — я сделаю.

— Все завтра. Умираю, спать, — отговорилась она, подозревая, впрочем, что не заснет… глупости, спать! Переживать каждое слово, жест, мысль в воображении, в ночном одиночестве…

— Радость моя, не уходи, — заговорил Саша лихорадочно. — Я до тебя не дотронусь, просто будем вместе.

Она улыбнулась зачарованно, встала и пошла в свою комнату, слыша шаги за спиной. Он включил большую лампу в форме лотоса на полу, бросающую отблески на потолок и на его лицо снизу, загадочное, встревоженное.

— Анна, ты мне не ответила.

— Да, да, да! — вырвалось у нее против воли.

— Я сейчас? Саша бросился за дверь, тотчас вернулся с магнитофоном на батарейках, включил. Они сели на пол возле оранжевой лампы; полилась завораживающая прозрачная мелодия в стиле транс, женский шепот, потаенный, страстный; он верно уловил настроение: слишком много сказано, почувствовано, нужна разрядка. Оба сидели бездумно, расслабленно, отдыхая; время остановилось, музыка до отказа заполнила пространство; в секундном перерыве уловились смутные голоса сверху.

— Кто-то к дедушке пришел?

— Ага.

Зазвучала новая песнь, еще нежнее, еще обольстительнее; он лег навзничь на ковер; она, словно действительно в трансе, легла рядом.

— Ты пойдешь за меня замуж?

— Да.

— Ты меня любишь?

— Да.

Конечно, она его любит, ничего подобного с ней никогда не случалось.

— Мне еще никто не делал предложения. — Анна обняла его, глядя в потолок в золотых и голубых цветочках, на котором почему-то появилось большое пятно — как карикатурный паук-крестовик. Она долго глядела, не осознавая, потом вдруг закричала: — Кровь!

— Что? О чем ты?

Анна оттолкнула сильное податливое тело, выскочила в прихожую… лестница… дверь в кабинет чуть приоткрыта. В глубоком своем кресле полулежал дедушка с перерезанным горлом, весь в крови, стол и доски пола залиты кровью, окровавленные бумажки на полу… и Библия в крови, и даже на потолке мансарды обильные брызги.

— Не может быть! — дикий, нечеловеческий вопль за ее спиной.

— Саша, не смотри! Ты опять заболеешь, не смотри!

— Как вы попали в дом к Вышеславским?

— На меня напал на станции хулиган, спас сосед, Иван Павлович, и познакомил с Сашей.

Допрос ночью на кухне, где ее стараниями вещи и вещицы сияли в безукоризненном порядке и тикали ходики. Немолодой следователь в чине майора глядел хмуро, и его можно было понять: убийство («зверское, дерзкое» — напишут в криминальной хронике) крупнейшего ученого-ядерщика, академика, четырежды лауреата и проч.; в нормальные времена дело немедленно передали бы на Лубянку, а теперь вот отдувайся сам.

— И вас, незнакомого человека, без рекомендаций приняли в семью на службу?

Ну как рассказать, что им с Сашей не нужны были никакие рекомендации, что доверие, влечение вспыхнули разом на соседской веранде?

— Приняли. А мне очень деньги нужны, я учусь на дневном. — Анна вздохнула с детским каким-то всхлипом; майор смягчился.

— Вам, конечно, пришлось нелегко…

— Чем его зарезали?

— По первому впечатлению, очень острым предметом — скальпель, бритва…

— На верхней полке секретера — я его протирала — лежала бритва.

— Разве секретер не был заперт?

— Был, замок в откидной крышке, но она верхнюю полку не закрывает.