Екатерина Барсова - Заветный ковчег Гумилева

– Пожалуйста, поторопитесь, – настойчиво говорит мне сиделка. – Идите к машине. Прошу вас!

Но я стою как вкопанная, и она чуть ли не силой тянет меня за руку. Внезапно дверцы машины распахиваются, и я вижу Рихарда. Он подбегает ко мне, подхватывает на руки и несет к машине. Я утыкаюсь носом в его шею. И шепчу:

– Лизбетта гуляла с Гансом…

– Какая Лизбетта? – также шепотом спрашивает он. – О чем вы?

– Не знаю. – Я снова утыкаюсь в его шею. – Откуда-то вспомнилось… Наверное, детская считалочка.

Мы уже в машине. Он усаживает меня на заднее сиденье, а сам садится на переднее. Оборачивается:

– Как вы?

От свежего воздуха и от недавней близости мужчины я прихожу в расслабленное состояние.

– Хорошо. – Мои глаза слипаются, и я проваливаюсь в легкую дрему.

Просыпаюсь от толчка.

– Приехали, – говорит Рихард. – Выходим быстро. Под руку. Как будто бы мы пара.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Он открыл мне дверцу, и я ступила на асфальт. Свежий ветер ударил мне в лицо, и нахлынули запахи. Все эти запахи, о которых я забыла, а сейчас вспомнила! Горечь осенних листьев, запах легкого дыма, свежего хлеба, человеческого тепла. Запахи пьянили меня, кружили голову…

Я стояла, оглушенная запахами, звуками.

– Что с вами? – озабоченно спросил Рихард.

– Не знаю, – честно ответила я.

Он взял меня под руку, и мы быстро вошли в подъезд дома серого четырехэтажного дома. Но мне хочется обратно. Теперь я вспоминаю, что то место, где мы только что были, и называется «улица»…

– Лизбетта гуляет с Гансом… – говорю я. – Мне хочется пройтись по улице.

– Нельзя! – тихо отвечает Рихард.

– Почему?

Он молчит. Мы поднимаемся пешком на третий этаж. Он достает ключ, открывает дверь. Я вхожу в коридор. Впереди комната с тяжелыми темно-коричневыми шторами.

– Я теперь буду жить здесь?

– Да.

– Долго?

– Я не могу на это ответить.

– Вы не можете ответить, кто я, не можете ответить, где я, не можете ответить, как долго я буду здесь… На что вы вообще можете ответить?! – кричу я.

Но он зажимает мне рот рукой.

– Не кричите! Это опасно.

– Опасно? – шепотом спрашиваю я. – Почему?

– Вас могут убить! – говорит Рихард.

– А может, лучше – смерть, чем такая жизнь?

– Вы еще не знаете жизни, чтобы судить о ней.

Я молчу, я и вправду не знаю жизни…

– Сейчас придет женщина. Она будет с вами. К окнам подходить нельзя, вас могут увидеть с улицы.

– А гулять?

– Гулять тоже нельзя… Пока. Потом все будет можно!

– Правда?

Я усаживаюсь в кресло – темно-кремовое глубокое кресло – и утопаю в нем. Я чопорно складываю руки на коленях.

– Это правда? Вы меня не обманываете?

– Нет, – отвечает Рихард.

– Я вам верю.

– Почему?

– Вы не похожи на обманщика!

– В вашей жизни было слишком много обманщиков, и вы хорошо разбираетесь в них? – с улыбкой спрашивает Рихард.

Мы оба смеемся. И вдруг я понимаю, что это – первый мой смех за долгое время. Я давно не смеялась.

Я резко замолкаю. Рихард смотрит на меня с недоумением:

– Что-то не так?

– Все так! – вздыхаю я. – Все так…

В моем поведении проявляется странная чопорность, как будто бы меня воспитывали в строгости и сдержанности. Я выпрямляю спину, мой подбородок поднимается вверх. Я поворачиваю голову и смотрю на Рихарда.

– Боже мой! – восклицает он. – Как вы похожи на… – И резко обрывает себя, виновато отводя взгляд.

– Уходите! – прошу я. – Уходите и оставьте меня одну…

Это выше моих сил! Я так мечтаю узнать: кто я на самом деле, а он знает и не хочет мне сказать. Это поистине невыносимо!

Рихард уходит, кивнув на прощание. А я подхожу к окну, и только я собираюсь открыть шторы, как сзади меня раздается:

– Этого делать нельзя. Отойдите, пожалуйста, от окна.

Я оборачиваюсь. В дверях стоит молодая женщина. Она красива какой-то холодной кукольной красотой. У нее темно-каштановые короткие волосы и большие голубые глаза. Гладкое лицо, без единой морщины – ровное, розово-белое.

– Отойдите от окна. – Она говорит эту фразу по-немецки, потом – по-французски.

Неохотно я отхожу обратно к креслу.

– Вы хотите есть?

– Пока нет. Только пить.

Она приносит мне стакан сока, и я жадно пью. Женщина двигается: легко, грациозно – как кошка.

Мои зубы стучат о стакан.

– А когда придет Рихард? – говорю я и тут же спохватываюсь.

На лице женщины недоумение. Ах да, она же не понимает русский!

– Как вас зовут? – задаю я вопрос по-немецки.

– Мария.

Я с облечением выдыхаю. «Не Лизбетта», и мне почему-то становится весело.

И все-таки мне было не по себе от своей новой сиделки-телохранительницы. Она была слишком вызывающе красива, и это меня смущало. Я прекрасно понимала, что не могу сравниться с ней, а еще больше меня смущало, что я вообще об этом думаю. Но и не думать – не могла.

Рихарда не было три дня, и все эти дни я отвратно себя чувствовала: сильно болела голова, тошнило, я постоянно ощущала головокружение. Все дни я пролежала в кровати, глотая таблетки, которые приносила мне Мария.

Когда он пришел, я, наверное, была похожа на полуживой труп и только могла, что кивнуть головой в знак приветствия.

– Как мы себя чувствуем? – спросил он, наклонившись надо мной.

– Не очень, – призналась я.

– Вижу, да, действительно вы выглядите не лучшим образом. И что теперь делать?

Мария стояла рядом и озабоченно смотрела то на меня, то на него.

– Не знаю, – прошептала я.

– И я не знаю, – проговорил он и вдруг спросил: – А не прогуляться ли нам в парке?

Я не верила своим ушам, но Рихард словно в подтверждение сказанного кивнул:

– Да. Я не шучу. Одевайтесь, мадемуазель, мы с вами идем на прогулку.

Мария что-то сказала Рихарду на незнакомом мне языке. Но по интонации женщины мне показалось, что она возражала. Между ними вспыхнул довольно бурный спор, который, впрочем, закончился победой Рихарда, потому что он посмотрел на меня и повторил:

– Одевайтесь, я буду ждать вас на кухне.

Я думала, что надену то, в чем приехала, но Мария подошла к шкафу и распахнула его. Там висели всевозможные наряды – шубы, длинные пальто, накидки, платья. Она выбрала мне платье и длинное пальто. Потом причесала меня и даже подала коробку румян, пудру и тюбик помады. Я припудрилась, нанесла немного румян и накрасила губы. Красивая одежда, прическа и приукрашенное лицо меня преобразили.

Я вышла на кухню. Рихард сидел и читал газету. При виде меня он довольно произнес:

– Очень хорошо. – А потом подошел и поцеловал руку.

У меня навернулись слезы, а он ободряюще сжал мне руку и сказал:

– Идемте, мадемуазель.

Мы вышли на улицу. Наверное, до самой своей смерти я буду помнить эту прогулку. Стройные здания, серый камень мостовых, немногочисленные прохожие и нежное небо в шаловливых облачках, которые словно стайка резвых барашков паслись на голубой лужайке, гоняясь друг за другом… Стояла осень, мне было прохладно в пальто, но все равно я наслаждалась прогулкой. Неяркое солнце, деревья с желто-бурыми листьями, пронизывающий ветер – меня все радовало.