Криста Бернут - Тогда ты молчал

— Да, — сказал Керн, — но в этом случае… Считается, что у преступников этой категории готовность применить насилие с каждым разом нарастает. Очень медленно, постепенно. Понимаешь?

Его лицо оживилось. Было видно, что он находится в своей стихии.

— Да, — ответила Мона, — однако…

— Я бы сказал, что он только начинает знакомство с этим делом. И наркотик тут — прекрасное средство, чтобы лишить кого-либо способности защищаться. Самому не надо предпринимать активных действий, а морально можно подготовиться к этому.

— Он только начинает? — подключился к разговору Бергхаммер, в его голосе звучала тревога.

— Да, — сказал Керн. — Его жертвы умирают. При этом он наблюдает за ними и для начала запоминает, что он при этом чувствует. Я думаю, что он еще не считает себя убийцей.

— А кем же? — удрученно спросила Мона.

— Он же не предпринимает прямых активных действий, как я уже сказал. Ладно, в случае с женщиной мы этого точно не знаем. Однако мы можем исходить из того, что ей он тоже вколол смертельную дозу героина. Но сделать смертельный укол — это совсем не то, что, например, удушить кого-то собственными руками.

— Но все же почти то же самое, — произнес Фишер, и вид у него был такой, словно он вот-вот взорвется от возмущения.

Он встал со своего места и пошел по направлению к туалету, причем по дороге наткнулся на несколько стульев. Мона задумчиво смотрела ему вслед.

— Нет, — сказал Керн в спину удаляющемуся Фишеру.

Затем он повернулся к Моне и Бергхаммеру. Сейчас у него был спокойный и уверенный взгляд.

— Нет! Это не одно и тоже. Как бывают легкие сигареты, «лайт», так и это, можно сказать, «умерщвление лайт». Более крутой вариант — когда происходит серьезное повреждение кожных покровов. Порезы на коже в наших случаях говорят о том, что он тренируется.

— На будущее, — задумчиво промолвила Мона. — Когда он по-настоящему возьмется за дело.

— Но это не значит, что он не засветился при насильственных правонарушениях.

— Нет? — удивилась Мона.

— Нанесение ранений, изнасилование. Это могло произойти и раньше. Но вероятно, он еще никого не убивал. Я имею в виду, до этих двух преступлений. Он только начинает.

— Он начинает?

— И будет продолжать, — сказал Керн. — Я думаю, что для следующего раза ему уже не понадобится наркотик в качестве промежуточного этапа. Он нанесет настоящий удар ножом и таким способом убьет жертву. Увечий на трупах будет становиться все больше. Я могу представить себе именно такое развитие событий.

— А что в отношении букв? — спросил, тяжело дыша, Бергхаммер, сидевший рядом с Моной.

Свое пиво он уже почти выпил.

— Я не знаю, играют ли они действительно какую-то роль. Как я уже сказал, в настоящее время преступник пытается как-то оправдывать свои действия. Тогда буквы как послание, конечно… то есть за буквами может скрываться какое-то указание на преступника и на его отношения с этим психотерапевтом. Собственно, его интересует умерщвление как таковое.

— Как ты себе его представляешь? — спросила Мона.

Она ощутила легкую тошноту — от прокуренного воздуха, от запаха пищи и пива, от пиццы, которая оказалась не особенно вкусной.

— Он молодой, но не совсем юноша, — быстро ответил Керн, словно давно ожидал этого вопроса. — Он умеет очень хорошо перевоплощаться. Его внешность не бросается в глаза. Он мало контактирует с людьми, скорее, считается индивидуалистом. Возможно, он даже живет вместе с родителями. Ему в районе двадцати пяти — тридцати лет. Может, немного больше.

— Хорошо, мы проверим молодых, но не слишком молодых пациентов. Мужчин.

— Я думаю, это было бы неплохо.

— А еще?

— Возможно, он уже убил пару животных и разделал их. Многие начинают именно с этого. Но люди — совсем другое дело, это не делается так сразу. Насилие — да, убийство — нет. Убийство — это событие совсем иного качества. Но ему это нравится. Не знаю, но мне кажется, он что-то ищет. Так сказать, под кожей. Это своего рода «игра в доктора».

— Он же молод! — возразила Мона. — Что? Ты видишь в этом что-нибудь связанное с сексуальностью? Я имею в виду, эти типы обычно зациклены на каком-то определенном сорте женщин. Но он убивает шестнадцатилетнего юношу, а после него — сорокатрехлетнюю женщину. Они никак не связаны друг с другом.

— Нанесение увечий, — сказал Керн, — или вырезание на теле букв, — совершенно ясно, что это имеет для него какое-то сексуально окрашенное значение, даже если совсем не похоже на изнасилование. Ничего такого не было, ведь так?

— На это не было похоже, — произнес Бергхаммер.

— Следы спермы на трупах?

— Нет. Ничего подобного.

— Может, еще будет. Как только он почувствует себя увереннее.

— Но буквы в нижней части живота женщины…

— Да. Преступник еще очень старается держать себя в руках. Как я уже сказал, на следующей жертве или на той, что будет после нее, вы увидите не только буквы. Тогда он по-настоящему возьмется за дело.

— Ни следующей, ни еще одной жертвы, — сказала Мона, — быть не должно.

Она глубоко вздохнула. Керн ничего не сказал.

— Клеменс! Мы должны предотвратить это. Нельзя дать ему…

Керн впервые за время разговора взглянул ей прямо в глаза, и Мона замолчала. Она закрыла глаза и постаралась отогнать от себя страшное видение разнузданного убийцы, а также запах старого табачного дыма и перекипевшей еды. В следующий раз она настоит на том, чтобы они пошли в светлое уютное кафе, где можно посидеть на открытом воздухе, и…

Керн прервал ее размышления:

— Он воспринимает все это, как своего рода телесериал. Продолжение следует, понимаешь? Он спланировал все довольно хорошо. Убийца оставался рядом с жертвами, он не торопился, у него хватало времени, чтобы вырезать эти буквы. Он все прекрасно продумал. Таким образом, он не идиот и не сумасшедший.

— Он умный? — спросил Бергхаммер.

— Возможно. В обоих случаях он полностью контролировал ситуацию. Он не допустил ни единой ошибки. Это только подтверждает, что он не слишком молод. Я думаю, ему не меньше двадцати пяти лет.

— А Плессен?

— Я действительно могу себе представить, что убийца — его бывший клиент, а также то, что он может захотеть пройти семинар еще раз.

— Сейчас? — недоверчиво спросила Мона. — Я имею в виду, что он может навлечь на себя этим подозрение, он же должен это понимать.

— Он это знает. Но возможно, это входит в правила игры — его игры. Может, опасность — это и есть то, что ему нравится.

— А чего он хочет?

— Он хочет убивать, — медленно проговорил Керн. — Но своим способом. Это доставляет ему наслаждение. Но он хочет еще и внимания. Он хочет, чтобы о нем говорили. Он хочет чувствовать свою значимость. Ему необходимы эти стимулы.