Криста Бернут - Тогда ты молчал

Это что, намек? Если это так, то Мона решила сделать вид, что не поняла его. Все расследование теперь находилось исключительно в компетенции КРУ 1 и особой комиссии, названной ими «Самуэль».

К коллегам из Марбурга дело уже не имело отношения, они теперь могли лишь оказывать помощь, независимо от того, нравилось им это или нет. Когда они дошли до входа в дом, Мона выдернула свою руку из руки Ферхабера и вошла первой.

Труп старухи лежал между коридором и гостиной. Соседка из квартиры напротив, фрау Смольчик, обнаружила ее, потому что убийца не только оставил дверь открытой, но даже засунул книгу между дверью и дверной коробкой. Значит, он хотел, чтобы Хельгу Кайзер обнаружили, и поскорее.

Зачем такая спешка?

Придется спрашивать об этом у Клеменса Керна.

Хельга Кайзер лежала на спине, ее руки были прижаты к телу, ноги раздвинуты. Парик ровно сидел на ее голове, но, в отличие от трупов Самуэля Плессена и Сони Мартинес, она была совсем голой. Мона несколько секунд смотрела на беспомощное, старое, страшно изуродованное тело и внутренне прощалась с Хельгой Кайзер, которую она не смогла защитить. Возможно, пожилая женщина все равно вскоре умерла бы — без одежды, скрывавшей ее тело, было видно, каким нездоровым и исхудавшим оно было, — но это совсем не утешало. Задачей Моны было не допустить этого убийства, а она с ней не справилась. Слишком просто обвинять во всем Бергхаммера, который против воли Моны переключился на ложного подозреваемого. Правда заключалась в том, что Мона при допросе Хельги Кайзер спасовала. Пожилая женщина что-то знала, но ничего не сказала, потому что Мона спрашивала ее не так, как следовало. Недостаточно чутко. Недостаточно настойчиво. Может быть, и недостаточно требовательно.

Мона осторожно опустилась на корточки рядом с трупом. Бергхаммер и Фишер стояли спиной к ней перед открытой дверью на террасу и о чем-то тихо спорили, не вовлекая ее в разговор, но сейчас ей было все равно. Это дело стало сейчас ее делом, только ее, и никто, не говоря уже об этих ее коллегах, не заберет его у нее. Она посмотрела на открытый рот жертвы и подумала, что убийца хотел заставить ее молчать даже после смерти. Она притронулась к бледной морщинистой коже, к нижней части живота, изуродованного множеством небольших зияющих ран, нанесенных, видимо, острием ножа. Клеменс Керн был прав. Жестокость убийцы возрастала. Она осмотрела пол вокруг трупа. Крови было относительно немного, и это означало, что преступник наносил ранения жертве уже после ее смерти. Почерк серийного убийцы проявился на сто процентов.

« Чрево, которое вынашивало …»

Что это было? Мона покачала головой, пытаясь прогнать странную мысль.

« Еще плодоносить способно …»

«Убийца, — вдруг подумала она, — имеет родственную связь с жертвой».

Он молод, он думает, что она… Мона решила не развивать эту мысль до нужного момента. Она запомнит эту — ну, скажем, идею, — она, которая вообще не верила в такие вещи, как интуиция! Завтра она обсудит ее с Клеменсом Керном. А сейчас более важным было другое. Например, две буквы, вырезанные на теле.

D-U [28] Ты ( нем. ).

Это не было неожиданностью. Фраза должна была продолжаться именно так, если изначально в нее вкладывался смысл D-A-M-A-L-S W-A-R-S-T D-U… [29] Тогда ты был(а)… ( нем. ).

Кто «был» или «была» — и когда? И почему? Кто может быть следующей жертвой — не считая Фабиана и Розвиты Плессен?

Две патрульные полицейские машины стояли перед их усадьбой, один полицейский лично охранял Плессена и его жену. Этого, по мнению Моны, все равно было недостаточно, учитывая огромную территорию и отдаленность усадьбы, но на большее разрешения добиться не удалось. Не хватает людей. При любых неблагоприятных обстоятельствах в первую очередь экономят на персонале. Неудивительно, что никто сейчас не хочет идти на эту работу.

Мона повнимательнее рассмотрела обе буквы. И эти ранения были нанесены после смерти. Мона взяла руку погибшей и повернула ее. Внутри локтевого сгиба и с тыльной стороны кисти осталось множество следов уколов — Хельга Кайзер из-за болезни, видимо, постоянно вынуждена была получать инъекции. Один из следов был свежее, чем остальные. Наверное, у Хельга Кайзер в крови тоже будет обнаружена чрезмерная доза героина.

Они могли бы спасти эту женщину. Моне просто надо было остаться возле нее — ничего больше. Даже если бы это сказалось невозможным, то следовало затребовать скрытую охрану. Они бы уже схватили убийцу. Этого не произошло, потому что у Бергхаммера не хватило терпения. И потому что Мона не отстояла свою точку зрения. Он ее начальник, но он допустит ошибку, и ей надо было более настойчиво указать ему на это.

Такое с ней больше не повторится. Никогда.

— Мартин, — обратилась она к нему, все еще сидя на корточках возле трупа.

Бергхаммер повернулся и посмотрел на нее, не говоря ни слова.

— Нам сейчас следует провести обыск в доме.

— Конечно, — наконец ответил он и подошел к ней.

Его массивное лицо было серым от усталости. Мона встал и посмотрела ему прямо в глаза.

— Мы сделали огромную ошибку, — сказала она.

Бергхаммер опустил глаза. Впервые, с тех пор как она его знала, она заметила, как он сдал. Во всех отношениях.

— Да, — подтвердил он и несколько раз кивнул головой, словно пытаясь убедить себя, что это действительно так.

— У нас мало времени, — произнесла Мона. — Этот… он только и ждет следующего шанса.

— О’кей. Начнем.

— Плессенам сообщили?

— Да.

— Полицейским, которые их охраняют?

— Да, — он отвечал ей, словно школьник своей учительнице.

Найти кабинет Фабиана было непросто, но Давиду повезло. Во-первых, потому что кабинет находился на первом этаже, а не на втором, рядом со спальнями. А во-вторых, пол всего первого этажа был выложен мрамором. Давид не забыл снять обувь, а ходить босиком по такому полу можно было почти беззвучно. Кроме гостиной, кухни и уже знакомого ему блока, состоявшего из комнаты для групповых занятий, маленькой кухни и ванной, он обнаружил еще три комнаты. Одна из них была заперта, вторая оказалась похожей на большой чулан и, очевидно, не использовалась для чего-либо другого. Рядом с ней располагалась третья комната. И здесь находилось то, что искал Давид: в свете своего карманного фонаря он увидел убранный письменный стол из отполированного до блеска светлого дерева, на нем — старенький компьютер, а под ним — маленький контейнер на роликах.

Давид вспотел — не только от волнения, но и потому что в помещении было тепло, даже душно. Пахло пылью. Он осторожно закрыл за собой дверь. Окно напротив двери было оснащено наружными жалюзи. Давид осторожно опустил их, и окно оказалось полностью закрытым: теперь свет уже не пробивался наружу. Давид включил верхнее освещение. Даже если жалюзи где-то имели щели, все же ровный постоянный свет был менее подозрителен, чем мечущийся туда-сюда луч карманного фонарика.