Криста Бернут - Тогда ты услышал

Завтра предстоит трудный день.

Задумалась, не посмотреть ли, пришел ли Лукас. Потом вспомнила, что Лукас сегодня ночует у отца, и тут же провалилась в глубокий сон.

Гравелоттенштрассе, недавно отреставрированный старый дом с желтым фасадом. На въезде стоят две полицейские машины с включенными мигалками, перегородили улицу так, что нельзя проехать. Мона припарковала автомобиль во втором ряду. Шесть часов утра, еще темно и холодно. Журналисты разбежались, все разбежались. В дверном проеме стоит, скрестив на груди руки, мужчина; свет на него падает сзади, поэтому хорошо виден только его силуэт. Вполне вероятно, это Фишер. Она велела ему ждать ее. Раз уж так вышло, что ее известили слишком поздно, на целых два часа позже, чем остальных членов первой комиссии по расследованию убийств.

Это Фишер. Мона подходит к нему и видит, как мрачнеет его лицо при виде ее. Она женщина, но ее назначили его начальником.

— Что там у оперативной группы? — спросила она, когда они вместе вошли в крошечный лифт и оказались слишком близко друг к другу. Она пыталась быть с ним приветливой. Он не виноват, что ее не известили.

— Они уже многое сделали. Сейчас отдыхают.

— Перерыв, да? Рановато.

Фишер и не думает улыбаться, он, не отрывая взгляда, смотрит на потолок. Лифт приходит в движение. В неярком свете, падающем сверху, Мона замечает, что его короткие темные волосы на лбу уже редеют. Представляет себе, как он каждое утро внимательно и обеспокоенно разглядывает свои залысины. А ведь он еще молод, ему, наверное, лет двадцать пять — двадцать шесть. Под глазами темные круги. Он с четырех утра на ногах.

КРУ 1 в полном составе была на месте, и она, новый руководитель комиссии, должна быть с ними с самого начала. И кто виноват, что она оказалась на месте преступления последней?

— Бергхаммер был? — спросила она.

Бергхаммер — начальник 11-го отделения, к которому относятся пять комиссий по расследованию убийств. В таких случаях, как это дело, которое обещает стать громким, он всегда тут как тут.

— Да, — ответил Фишер.

Мона закрыла глаза. Бергхаммер был здесь, все были, кроме нее.

— А как это все выглядит? — спросила она.

— Его зарезали. Я бы сказал, чем-то необычным. Сейчас увидишь.

— Кто-нибудь из дома?..

— Никто ничего. Никто ничего подозрительного не заметил, никто ничего не видел, ну и так далее. Трое еще здесь. А до этого была целая толпа. Пришлось на людей по-настоящему накричать, чтобы они убрались.

Слегка дернувшись, лифт остановился на пятом этаже, и двери открылись. Фишер жестом показал на деревянную лестницу, ведущую наверх.

— Он живет на седьмом этаже. В мансарде. Вероятно, эта мансарда была пристроена позже.

— М-м-м.

Они поднялись на нужный этаж и надели белые защитные комбинезоны, лежавшие возле двери.

— Неплохо, правда? — сказал Фишер, верно истолковав молчание Моны. Квартира — нечто вроде «лофта» [2] Лофт — от англ. loft (чердак, галерея) — апартаменты, обычно большой площади, переделанные из промышленных объектов и сохраняющие стиль этих объектов. .

Прихожей нет, есть огромная комната с высоким потолком и сужающимися кверху стенами, с «французским» окном высотой, по меньшей мере, три с половиной метра, с прилегающей к нему террасой, для сооружения которой застройщику, должно быть, пришлось подкупить не одного чиновника из Комиссии по земельному строительству федеральной земли.

— Это единственная комната? — спросила Мона.

— Так только кажется. — Фишер ухмыльнулся. — За ней есть еще спальня, кухня и ванная.

— А жертва?

— В спальне. Выглядит ужасно.

— Ясно. Но этот труп у меня не первый.

— Я имел в виду, что это выглядит действительно жутко. — Фишер снова скорчил обиженную мину.

Мужчина лежит на полу, голый, руки и ноги слегка раскинуты. Из глубокой засохшей раны на шее вытекло столько крови, что светлое ковровое покрытие окрасилось в красноватый цвет. Лицо у мужчины серо-синее. Глаза закрыты, кажется, что он спит. Странно, потому что обычно глаза у мертвых хоть чуть-чуть, но приоткрыты или уж крепко зажмурены. Убийца, очевидно, уже после всего опустил ему веки. Окно закрыто, в комнате стоит неприятный запах. Может быть, дело в отоплении, включенном до упора. Видимо, из-за этого уже начался процесс разложения.

Нет. Это не запах тления, слишком рано. Мертвец обделался.

Мона видела жертв уличных разборок, попрошаек с пробитыми черепами и женщин, избитых жестокими мужьями, но здесь все было иначе.

Обычно ей не приходилось с таким сталкиваться. Интеллигентная атмосфера. Красивые мертвецы. А вот лужа крови, искаженные черты лица — это отталкивающе и похоже на фильм ужасов.

Фишер прервал молчание.

— На первый взгляд можно подумать, что кто-то перерезал ему горло.

— Но?.. — продолжила Мона фразу.

Заставить себя подойти ближе Мона не смогла. Пока не смогла. Странно, потому что она не брезглива. И дело не в запахе. Трупы, начавшие разлагаться, воняют куда хуже.

— Ребята из отдела криминалистической экспертизы хотели дождаться твоего прихода, прежде чем начать работу.

— Ну хоть кто-то! Как любезно!

— Посмотри на края раны, — сказал Фишер, не обращая никакого внимания на ее саркастическое замечание, но голос его все же стал немного добрее.

Моне все-таки пришлось подойти к мертвецу и склониться над ним. При этом она старалась дышать не глубоко и говорила сквозь зубы.

— Края раны какие-то рваные, если тебе интересно мое мнение, — донесся сзади голос Фишера.

Он был горд собой и говорил взволнованно. Хочет, чтобы его похвалили, ясное дело. Это не трудно, а вот атмосферу может разрядить.

— Э, хорошо, — сказала Мона. — Кажется, ты прав. Может, нож был не слишком острым.

Жуткая мысль. В таком случае смерть была более мучительной.

— Или это был совсем не нож.

— А?.. — Она воспользовалась возможностью отвернуться от трупа.

— Гаррота, — сказал Фишер.

— Что?

Хорошо бы сейчас на свежий воздух.

— Гаррота. Проволока с двумя ручками на концах. Все происходит очень быстро, оружие не нужно, шума никакого.

— Вот как. — Она медленно начала отходить к двери.

— Именно. — Фишер двинулся за ней.

Наконец они снова в гостиной. Стоять в такой огромной комнате глупо. Сесть не на что.

— Откуда ты знаешь? Ну, про гарроту?

— Из полицейской школы. Может, читал где-то.

— Звучит… э… убедительно. Кто он такой, собственно? Фишер вынул блокнот из кармана брюк и зачитал: «Константин Штайер, арт-директор и один из управляющих рекламного агентства «Вебер и партнер», что на Гизелаштрассе».

— Арт-директор? Что это такое?

— Что-то вроде главного чертежника. Отвечает за оформление рекламы.