Марина Серова - Ядовитая паутина

Андрей уверенно вел машину в район разномастных студенческих общежитий, которые называли просто студгородком. Мы остановились около кирпичного одноподъездного здания с облезлой табличкой «Общежитие N2». Атмосфера внутри была свободной и наплевательской в прямом и буквальном смысле этого слова. Признаки временного пребывания сквозили буквально во всем: в исцарапанных стенах, затертых полах, отмыть которые было, наверное, просто невозможно, в пыльных стеклах и, конечно, хронически заплеванных углах. Администрация общежития наверняка объяснила бы это постоянным отсутствием денег и разрухой. Хотя, как говорил профессор Преображенский из «Собачьего сердца» Булгакова, «не разруха бьет стекла и мочится мимо унитаза».

Вахтерша на входе, увидев нас, встала неприступной стеной, чтобы ни в коем случае не пропустить посторонних на подведомственную ей территорию. Она уже было широко раскрыла рот и приготовилась отправить нас восвояси, но Андрей успел достать и раскрыть свой студенческий билет, и все уладилось само собой. Мой вид, похоже, не вызвал сильных подозрений и нареканий с ее стороны, и мы беспрепятственно прошли внутрь здания.

Андрей уверенно шел по запутанным, постоянно петляющим коридорам, обмениваясь приветствиями с нечастыми встреченными местными обитателями. Я шла рядом, по профессиональной привычке постоянно оценивая ситуацию с точки зрения безопасности клиента и отражения внезапного нападения. Лифт, естественно, не работал, поэтому мы поднялись на четвертый этаж по лестнице и подошли к двери, едва державшейся на колеблющихся петлях.

Остановившись напротив двери, я протянула руку и не очень громко, но настойчиво постучала. За дверью с некоторым запозданием раздался шум сдвигаемой мебели, и снова наступила тишина. Мы с Андреем молча переглянулись, и я постучала сильнее. Под напором моей руки дверь плавно приоткрылась приблизительно на четверть. В открывшемся для взгляда пространстве показалась задняя стенка шкафа, который делил комнату на какое-то подобие импровизированной прихожей и на скрытую жилую часть. Андрей перешагнул порог, для убедительности постучал еще раз, но уже по шкафу, и спросил, обращаясь в глубину:

— Серега, ты здесь?

В ответ на его вопрос из-за шкафа вновь раздалось неопределенное шевеление, и затем ленивый голос, растягивая слова, ответил:

— А-а, это ты, что ли, Андрюха? Давай заходи!

Хозяин комнаты, названный Серегой, валялся на кровати и, судя по всему, отрываться от койки в ближайшие сутки не собирался. Он слегка повернул голову в нашу сторону, а затем лениво и вяло махнул рукой, что, по-видимому, должно было означать приветствие. Андрей обменялся с ним рукопожатием.

— Что с тобой? — спросил он хозяина комнаты.

— Меня мутит, — философски ответил тот и, для убедительности икнув, пояснил, — со вчерашнего вечера.

Впрочем, последнее объяснение было излишне: стоявший в комнате запах не оставлял сомнений в характере вчерашнего мероприятия.

— Ты чего пришел? — равнодушно спросил Серега, больше занятый мыслями о своем нынешнем физическом состоянии, чем о цели прихода Андрея.

— Олега ищу, — ответил тот.

— А-а-а, — понимающе протянул Серега, — он уехал позавчера. А вчера приходил один из милиции. Тоже спрашивал. Сказал, что Олег в больнице. Вроде, побили его.

— Когда? — удивленно выпалил Андрей и посмотрел на меня.

— Я же сказал — вчера приходил. А когда побили, не знаю. В Центральной он. Мы тут собирались сходить…

— Поехали? — полувопросительно-полуумоляюще перебил его Андрей, обращаясь ко мне.

Я согласно кивнула головой. По дороге в больницу мы оба молчали. Я обдумывала и пыталась связать вместе все факты, которых чем дальше, тем становилось больше. Правда, ясности они не прибавляли. Мои мысли в беспорядке кружились, словно стая вспугнутых воробьев. Андрей был погружен в собственные раздумья. Краем глаза, а иногда и в зеркале, я видела его ставшее слишком серьезным лицо. Судя по всему, он был озабочен и, несомненно, переживал за Олега.

Отец Андрея, Валерий Павлович до отъезда в Африку работал именно в Центральной городской больнице. Я там часто бывала во время болезни тети Милы и считала, что неплохо знаю как саму больницу, так и дорогу туда. Однако выяснилось, что Андрей знал маршрут лучше меня. После недолгого спора он убедил меня поехать какими-то запутанными переулками и дворами, и мы действительно довольно быстро, значительно быстрее, чем по обычной дороге, выехали к нужному месту. Вместо центрального входа мы оказались на хозяйственном дворе около широко раскрытой двери.

По роду своей нынешней работы мне не раз приходилось для получения необходимой информации проникать в различные лечебные учереждения. В принципе, это было не так уж сложно. Главным препятствием обычно становились старые уборщицы, вечно недовольные абсолютно всем. Гордо нацепив белый халат, они любили покрикивать на посетителей. Обычно я, в случае необходимости, надевала отутюженный и накрахмаленный халат и с уверенным видом шла вперед. Принцип Бендера «действовать смело, ничего не расспрашивать, побольше цинизма, людям это нравится» здесь действовал безотказно.

Была, правда, еще одна небольшая, но далеко немаловажная деталь, подмеченная в результате моих личных наблюдений и эффективно применявшаяся при необходимости. Врачи и медсестры частенько надевают халат на майку, рубашку или прямо на голое тело, если на улице жарко, например, как сейчас. Конечно, верхнюю одежду они оставляли в кабинетах и поэтому, если в коридорах больницы вы видели человека в белом халате, надетом на обычный костюм, то можно было почти на сто процентов быть уверенным, что это посетитель. Я, как правило, в машине быстренько снимала с себя все до нижнего белья, надевала халат и сделав вид, будто только что вышла, свободно проходила через любую дверь. Правда, в последнее время появилась мода вешать на грудь табличку с фамилией и должностью, но я обходилась каким-нибудь непонятным, вышитым на груди вензелем, и такой номер вполне удачно проходил.

Андрей, как можно было судить по его поведению, на правах сына одного из лучших докторов больницы, не нуждался в подобных ухищрениях. Пару раз он по ходу движения здоровался с кем-то, а я послушно шла за ним. Преодолев множество лестниц и переходов, мы вышли к широким закрытым дверям из толстого матового стекла с надписью «Отделение интенсивной терапии». Андрей нажал на кнопку звонка сбоку, через минуту дверь приоткрылась, и из нее выглянуло недовольное и чем-то озабоченное лицо женщины в возрасте где-то между сорока и сорока пятью. Увидев посетителей, она явно намеревалась сразу же отправить нас восвояси, но Андрей вовремя опередил ее радостным возгласом: