Владимир Першанин - Мы умрем в один день [сборник]

Но Катя об этом не знала. Нервно прикуривая сигарету, она кричала:

— Хватит тянуть кота за хвост. Ты можешь только хлопать языком! Если мы не уедем, нас рано или поздно заберут, понимаешь ты это или нет?

— Понимаю, — сдавленно отозвался Олег, — я сегодня встречаюсь с человеком, и мы все подробно обсудим. Горячку тоже пороть нельзя. Надо хорошо подготовиться.

Они сразу не понравились друг другу.

«Студент», — окрестил Олега Антипов.

«Кабан, самый настоящий кабан», — подумал Олег.

Антипову было лет двадцать семь. Коротко стриженный, весь округлый и покатый, он смотрел на Олега внимательными полуприкрытыми глазами. Олег начал разговор издалека, но Антипов, перехватывая инициативу, оборвал его.

— Давай ближе к делу. Кто ты такой, я знаю. Обо мне вы тоже, наверное, поинтересовались. Нечего время терять.

Выслушав Олега задумался. Костыль деликатно помалкивал.

— Тачка будет?

— Да.

— А оружие?

— Будет.

— Какое?

— Один или два пистолета.

— Есть или будут.

— Есть, — твердо сказал Олег.

— Покажи!

— Придет время, покажу, И не строй из себя бугра. Пока ты ко мне пришел, а не я.

Антипов усмехнулся. Прежде чем идти на встречу, он навел о Полякове кое-какие справки.

Олег не знал, что Антипов нуждается в нем не меньше, чем он сам. Отсидев четыре года от звонка до звонка (не вторая судимость как думал Костыль, а уже третья!), Антипов твердо решил, что в колонию он никогда не вернется. Заниматься своим прежним ремеслом, квартирными кражами он не хотел. Знал, что если пойдут в городе кражи, его потащат в уголовный розыск одним из первых. Ему необходимо было сменить вид деятельности и прежнее блатное окружение.

Старые приятели из Хамовки с их дурацкими татуировками и похвальбой, бессмысленным пьянством вызывали у него раздражение. Они отбывали срок за сроком, в перерывах проматывали то, что удавалось украсть, и, как правило, никто не выходил из этого круга.

Антипов был умнее и дальновиднее многих из них. Сейчас он хотел рискнуть один раз, и. взять хороший кусок и уйти на дно. Генка даже жалел, что не привык работать и никак не мог себя пересилить. После освобождения устроился в авторемонтный кооператив (ох, как не хотели его туда брать, а отказать побоялись!), но выдержал всего два дня. Диким и бессмысленным занятием казалось ему вставать каждое утро в семь часов и потом целый день таскать железки, орудовать ключами, молотком и вообще делать не то, что хочется.

Ребята в кооперативе заколачивали до двух тысяч в месяц, ему бы вполне хватило, но только не работа каждый день!

Антипов сразу понял, что Студент новичок в их делах, но это имело и свои положительные стороны — компания оставалась вне поля зрения уголовного розыска. Если будет машина и пара стволов, они втроем вполне могут провернуть выгодное дело.

Предложение потрясти жучка особого интереса у Генки не вызвало. Вряд ли удастся расколоть его на крупную сумму. Откупится, в лучшем случае, десятком тысяч, и больше с него не выбьешь — скажет, что и другим платит. Пойди проверь! Вариант с кооперативом показался ему куда более интересным. Он долго расспрашивал Костыля, но согласия участвовать в деле так и не дал.

— Я подумаю, — сказал Антипов, уходя.

— До завтра думай, — отрезал Олег, — больше времени нет.

Саня долго петлял по склону извилистой балки. Остановил «Яву» возле островка густо цветущей акации.

— Вот здесь. Дальше не проедешь.

Катя соскочила с заднего сиденья. Со школы не ездила на мотоциклах. Последние годы только в машинах. С любопытством огляделась вокруг. Майская влажная трава покрывала склоны балки. Кое-где виднелись желтые пятна уже отцветающих тюльпанов.

— Иди за мной, только осторожнее, ветки очень колючие.

Саня шел впереди, раздвигая локтями заросли. Шагов через двадцать кусты стали реже, и они выбрались на небольшую поляну.

— Вот здесь…

Катя не сразу разглядела дюралевые обломки, разбросанные в кустах.

— Он хотел посадить самолет, но перевернулся. А вообще, это редкий случай, обычно, когда самолеты падают, от них почти ничего не остается. Видимо бензин кончился, гореть нечему было.

Сам себе удивлялся Саня, что смог, почти не коверкая, выговорить такую длинную фразу. Больше всего боялся он сейчас оттолкнуть Катю своим проклятым языком, как это бывало уже не раз с другими женщинами. Да черт с ними, с другими! Такой как Катя не будет.

Измятый, расколотый поперек фюзеляж истребителя МИГ-3 наполовину врос в землю. Катя подошла поближе. Присмотревшись, разглядела через выбитые стекла кабины череп с темными провалами глазниц, остатки истлевшей кожаной куртки.

— Господи… И он все это время лежал здесь? Ни мать, ни родные не знали?

— Таких с войны много осталось.

— Может надо похоронить.

— Зарьггь, словно собачонку, и бугорок насыпать!

— Ну сообщим в военкомат, или исполком. Пусть как положено похоронят, памятник поставят.

— Кому это надо? — с ожесточением отозвался Саня. — Им до своих шкур забот хватает. Вот нужны им эти погибшие! Да и не найдут они без меня. Станут привязываться, зачем да почему, куда пистолет летчика подевался.

— А куда он действительно подевался?

Саня раздернул молнию на куртке, достал из кобуры под мышкой пистолет ТТ.

— Покажи, — Катя повертела его в руках. — А он заряжен?

— На все восемь.

Саня снова спрятал пистолет в кобуру.

— Ну что, пойдем?

Из сумки, пристегнутой к багажнику «Явы», он достал бутылку коньяка и пакет с яблоками.

— Давай по полстопки. Вроде как за упокой души этого летчика?

— Давай…

Принимая из рук Сани наполненный складной стаканчик подумала: «Только бы не привязывался. Вообразит, что я на все готова».

Но Саня снова вел себя вполне прилично, и после второй стопки Катя почувствовала, что ей здесь неплохо.

Уже смеркалось, и из низины потянуло холодом. Саня принес сухих веток и развел костер. О чем говорить дальше, он не знал.

— Ты книги любишь? — наконец спросил Саня.

Сразу же понял, что брякнул не то. Костер высвечивал Катино лицо. Она рассеянно смотрела куда-то в сторону, мимо Сани.

— Не люблю я книги, — отозвалась она, — мне сама жизнь нравится, а не сказки о ней. Чтобы красиво было. Ты на море когда-нибудь был?

— Нет.

— А я много раз. Там праздник, но он так быстро кончается. А то чем мы живем, это издевательство. Мама месяц не может получить сахару, позавчера в три часа ночи ходила занимать очередь. Я пошла утром ей помочь, что там творится. Озверевшие старухи в спущенных чулках орут, слюной брызгают. Ты знаешь, Саша, я бы уехала хоть завтра. В любую страну, хоть к африканцам!

Саня пожал плечами. Она первый раз назвала его по имени.