Ирина Градова - Предложение, от которого не отказываются…

Прошло три месяца. Вернувшись домой после смены, Алина с ужасом обнаружила, что дверь в квартиру распахнута настежь. Их ограбили?! Но все оказалось гораздо прозаичнее: Георгий нанял грузчиков, которые в отсутствие жены и сына вынесли из дома все ценное. Кое-какую мебель Гоша милостиво не тронул, зато теперь Русик не мог смотреть мультики, ведь папа забрал большой плоский телевизор, оставив в стене две дырки от кронштейна, на котором он крепился, как напоминание о том, что телевизор имел место быть. Последней каплей явилась бумага, пришедшая по почте, словно Георгию стыдно было принести ее лично. Это оказалось постановление суда о выселении. Алина в панике позвонила бывшему мужу, напомнив, что жилье является совместно нажитым имуществом, а тот лишь насмешливо спросил:

— Господи, и где ты только такого набралась — в своей больничке? — И добавил: — А хата принадлежит моей маме, поэтому к тебе не имеет никакого отношения!

— Как это — маме? — тупо переспросила Алина.

— Ты сама подписывала документы, помнишь? Об отказе на долю в квартире?

Она и в самом деле ставила подпись на каких-то бумагах, не вчитываясь в их содержание — разве могла Алина подумать, что собственный муж, ее Гоша, ее обманет?!

— Но у нас же сын! — пробовала возразить она, тщетно ища более весомые аргументы. — Ты что, выгоняешь его на улицу?!

— Бог с тобой, — пожал плечами Георгий, — никто ребенка не оставляет без жилья! Я приобрел комнату в коммунальной квартире. Двадцать пять метров. Район отличный… Правда, от больницы далековато, но ничего, найдешь другую — медсестер везде не хватает!

И Алина с сыном переехали в коммуналку. Ее соседями стали спившийся отставной военный и семейство кабардинцев, занимающихся отделкой квартир. Последнее обстоятельство пригодилось: парни помогли молодой мамаше с ремонтом. Поначалу Алина побаивалась, что сыну не понравится новое жилье, но Русик воспринял все как должное: раз мама сказала, значит, так надо. Теперь Алине приходилось рассчитывать только на себя. Гоша предложил ей не подавать на алименты, а вместо этого обещал обеспечивать сына всем необходимым. На деле же Алине каждый раз приходилось клянчить деньги на все, от детского сада до новых ботинок. В конце концов ей надоело. Алина поняла, что придется выкручиваться самостоятельно. И она выкручивалась, проводя большую часть времени на работе. Русика чудом удалось пристроить в круглосуточный садик, а Алина после смены занималась платным уходом за больными. Даже за такими противными, отвратительными типами, как адвокат Гальперин.

Конечно же, ничего этого Татьяна знать не могла. Да и знай она, Алина сомневалась, что дождалась бы сочувствия от коллеги, которая ни к кому не испытывала симпатии. А чье-нибудь участие ей сейчас бы совсем не помешало!

— Ну и сколько мне ждать, чтобы вытащили эту дурацкую посудину из-под моей задницы?!

Эти гневные слова обрушились на нее, едва Алина шагнула в палату.

— За что я только бабки плачу? — продолжал бушевать требовательный пациент. — Если бы я хотел снять гостиничный номер, то выбрал бы что-нибудь получше вашего гадюшника! Мне нужен уход, а не койко-место и вайфай! Мало мне унижений с этой треклятой уткой…

Не говоря ни слова, Алина помогла брюзжащему адвокату избавиться от утренней порции дерьма. Она знала, что ввязываться в спор бесполезно, все равно у Гальперина язык подвешен лучше. Зачем его лишний раз раздражать, ведь он платит ей и за терпение в том числе!

Алина не видела радости в том, чтобы пререкаться с больным — да чего уж там, умирающим человеком. Гальперин, несмотря на всю свою желчь и отвратительный характер, частью природный, частью выработанный профессией, в лучшем случае протянет еще месяц. Ну два. Он попал в больницу с повреждением копчика во время неудачного падения с лестницы, но являлся онкологическим больным. Опухоль желудка была злокачественная и находилась в терминальной стадии. Терапию, возможную в таких случаях, Гальперин прошел без особого успеха, и теперь неумолимое время приближало его конец. Адвокат отказался от новых предложений лечащего врача, обещавшего какие-то экспериментальные методы, предпочитая остаток жизни провести в здравом уме и твердой памяти. В специализированное отделение ТОН, или травматолого-ортопедическо-нейрохирургическое, его доставили на «Скорой помощи» и поместили в отдельную палату, которая стоила уйму денег. Однако Гальперин, самый известный адвокат по разводам в городе, мог себе это позволить. В его палате имелось все для комфортного пребывания: телевизор, диван и кресла для посетителей, стол и, разумеется, отдельная ванная комната. В отличие от многих помещений в отделении, нуждающихся в ремонте, эта и соседняя с ней, ныне пустующая палата были недавно приведены в порядок. И все равно капризный пациент частенько выражал недовольство то одним, то другим, и оно, как правило, выливалось на Алину или санитарок. Санитарки в больнице — вымирающий вид. Постоянно сокращающийся бюджет делает их зарплаты мизерными, а работы не убывает, поэтому с каждым годом заведующим отделениями приходится изощряться, пытаясь сохранить места, добавляя им денег за счет премий. Поэтому санитарки, считающие себя в какой-то степени привилегированным классом, не желали терпеть придирок Гальперина. В результате и сменщица Алины, и санитарки отказались работать с адвокатом. А Алине необходимы деньги, которые он, несмотря на свой злой язык, платил исправно, поэтому она просто не имела права привередничать. Пока девушка молча устанавливала капельницу и искала вену на тощей, жилистой руке, Гальперин внимательно ее разглядывал. Она чувствовала это кожей, и ощущение было не из приятных. Наверное, именно так он рассматривал в суде тех, с кем намеревался разделаться — словно под микроскопом, ища слабые места.

— Ну и что у нас случилось?

Вопрос адвоката застал Алину врасплох, и ее рука замерла в воздухе.

— Простите? — пролепетала она, поднимая глаза.

— Вы меня расслышали, — поморщился он. — Умерли все родственники в Мордовии, дом сгорел, а вас продают в публичный дом за долги?

— П-почему в Мордовии? — недоуменно переспросила она, не обратив внимания на то, что вторая часть вопроса звучала обидно.

— Ну я не смог придумать более отдаленного региона, — пожал плечами Гальперин. — Вы ведь не питерская, верно?

Удивительное дело! Раньше адвокату было наплевать на Алину и на то, кто она и откуда взялась. Можно ли считать его вопрос хорошим знаком?

Она воткнула иглу в вену, и Гальперин поморщился. Зря, ведь Алина точно знала, что не причинила ему боли — что-что, а с венами она работала, как Да Винчи с механизмами! Так однажды сказал Мономах… то есть заведующий ТОН Князев.