Нова Рен Сума - 17 потерянных

Я смотрела на них довольно долго, не в силах как-то реагировать, словно моя голова была набита ватой. Затем моргнула, и за то крайне короткое время, что мой глаз был закрыт, ванна опустела, пропавшие девушки исчезли и мама позвала меня из кухни завтракать — немедленно, иначе я опоздаю в школу.

Подойдя к школе, я увидела его, но он не увидел меня. Первым уроком у меня была литература, но, выхватив взглядом куртку Джеми — ту самую болотного цвета куртку, что я ему подарила — и темную копну волос, мелькнувшие в той части школы, где проходили уроки обществоведения, я рванула по лестнице вверх.

При виде него у меня перехватило горло. Возможно, от сожаления. Или смущения. Я сказала маме, что мы с ним расстались, но мы не приходили к такому решению — по крайней мере, Джеми не знал, что я заявила об этом практически официально.

Мне нужно было разминуться с ним, и потому я пошла по северному пролету, где повстречала еще одного одиннадцатиклассника, спросившего у меня: «Лорен, что случилось с твоими волосами?» И еще одного, воскликнувшего: «Вот это да!», а потом оказалась в туалете, расположенном по соседству с классами для гуманитарных занятий, где я смогла остановиться и отдышаться. Это место было безопасным для меня.

Когда я наконец пришла в себя и стала мыть руки, то поняла, что за мной вошел кто-то еще. Я была в туалете для девочек одна или думала, что так есть, но вдруг услышала:

Я не хотела этого.

По крайней мере мне показалось, что это сказала девушка. Слова были произнесены шепотом и слились в одно длинное слово:

Янехотелаэтого.

Вернувшись к кабинкам, я стала проверять их и обнаружила, что закрыта только одна — третья справа. Я толкнула дверцу — она не открылась, поскольку была заперта изнутри. Обычно кабинки в туалетах нашей школы не запираются. Если в них кто-то есть, то дверь прикрыта и снаружи должна быть видна нога или рука.

И вот я стою черед запертой кабинкой, чего быть не может, и пытаюсь открыть ее.

Кабинкой зеленого цвета, цвета плесневеющего в холодильнике лайма. Холодно.

— Эй? — позвала я через дверь.

И тут я услышала… шипение. Оно не было дыханием. И я поняла, что это выпускает пар старая батарея у дальней стены.

Я снова попыталась толкнуть дверь кабинки, но та осталась на месте. Наклонившись, я не увидела ничьих ног. Тогда я забралась на унитаз в соседней кабинке и, балансируя на одном пальце, постаралась заглянуть через перегородку. Внутри никого не было, мне показалось только, что унитаз забит бумагой. И я решила, что кабинку заперли, потому что он неисправен.

Раздался последний звонок, означавший, что урок начался, и я уже должна была бы сидеть на своем месте, готовая к разговору о Шекспире. Я подскочила к двери туалета, схватив на бегу оставленный в раковине рюкзак. И почти выбежала в коридор, когда вновь услышала тот же голос. Услышала очень ясно. Он прозвучал у меня в ушах и эхом отозвался в теле.

Лорен, подожди.

Я подождала. Звонок замолк. Я снова оказалась ближе к третьей кабинке справа.

— Натали? — тихо позвала я. — Это ты?

И тогда она постучала в ответ костяшками пальцев.

И хотя мне хотелось, чтобы это произошло, я испугалась. Резко отпрянула назад и чуть было не налетела на раковину.

Она была в кабинке — или там было что-то еще. Со мной пыталось общаться существо, у которого не было видно ног. Чтобы дать мне знать, что оно не хотело… сделать то, что сделало.

Я чувствовала, что она там, внутри, и хочет, чтобы я приблизилась к ней. Я молчала, и она молчала, и когда я сделала два шага в ее направлении, то увидела ноги, пытающиеся нашарить пол. Поношенный зимний ботинок, некогда бледно-голубой, а теперь грязный и покрытый сажей. За ним последовал второй ботинок, чернее первого.

Время потянулось, как одно долгое, непрерывное мгновение, которое, однако, прервалось, когда дверь туалета, ударившись о стену, распахнулась, и в него вошли три девятиклассницы.

В то же самое время дверца третьей кабинки справа со скрипом отворилась, и оказалось, что она пуста. Никаких измазанных в саже ботинок. Никакой девушки.

Вошедшие немного похихикали, наклонив головы и не встречаясь со мной взглядами — девятиклассницы всегда ведут себя так по отношению к старшим ученицам, и я даже не знаю, почему, — а затем одна из них осмелилась заговорить со мной. Она была самой маленькой из трех, с блестящей темной кожей и сияющими темными волосами, схваченными двумя желтыми заколками. Она сказала:

— Ты постриглась. — И покраснела, когда я обернулась и посмотрела на нее, но продолжала таращиться на мою голову.

— Рейн! — одернула ее одна из подруг.

— Мне нравится! — продолжила она, не обращая на нее внимания, но говорила так быстро, что ее слова едва можно было разобрать. — Эта прическа подчеркивает твои глаза или — не знаю — что-то еще в тебе.

— Спасибо, — ответила я. Это была та самая девушка, на которую я обратила внимание в библиотеке, но я по-прежнему не спускала глаз с кабинки. Мое сердце трепыхалось где-то в горле, на ухо кто-то что-то нашептывал. Голос принадлежал не Фионе Берк; он не давил на меня, не был жестоким. И это не был голос Эбби — она продолжала молчать, предоставляя говорить девочке. Это была Натали Монтесано, чье лицо наложилось на мое сегодня утром. Я слышала голоса, видела призрачные ноги. Мне не было дела до того, что думают о моей прическе девятиклассницы.

— Меня зовут Рейн. — Она терпеливо пыталась завязать разговор. — Мы ездили в одном и том же автобусе? Ты выглядишь…

— Тебе пора, — сказала я, почти прорычав эти слова, и вообще, я не знаю, почему они у меня вырвались, словно я была одной из школьных агрессорш, требующих отдать ей деньги на обед или айфон, унижающей кого-либо лишь потому, что этот человек младше ее. Сегодня я, возможно, вписывалась в этот образ, чему способствовали асимметричная стрижка, утяжелившая черты моего лица, красные от пережитого во сне потрясения глаза и настойчивой глубинной потребности снова остаться одной, потому что кто-то пытался донести до меня что-то очень важное.

— А, хорошо, — сдалась Рейн и опустила голову.

— В кабинете для рисования сломана раковина, а нам надо было наполнить вот это, — начала ее подруга, и только теперь я заметила у нее в руке ведро. — Миссис Райхт сказала, что мы можем сделать это здесь. Она сказала, чтобы мы пошли сюда. Она сказала…

— Ну так давайте, наполняйте, — рявкнула я, словно распоряжалась в туалете для девочек и отдавала команды, — и поскорее.

Они быстро наполнили ведро и направились было к двери, но тут Рейн обернулась и, остановившись в дверном проеме, обратилась ко мне:

— Ты хорошо себя чувствуешь? У тебя такой вид, будто повстречала привидение или с тобой случилось что-то еще в этом же роде.