Нова Рен Сума - 17 потерянных

Я не могла подделать ее почерк, и это не было сеансом спиритического письма, во время которого я закрыла глаза, освободила разум и позволила легким прикосновениям ее призрачной руки направлять мою руку. Я просто написала за нее то, что она хотела рассказать, потому что она не могла держать ручку и писать самостоятельно.

В качестве обратного адреса я указала Дорсетт-роуд. Потом спустилась на кухню и позаимствовала из маминого стола конверт и марку, а затем отнесла письмо в свою комнату — утром я опущу его в почтовый ящик.

Но когда я натянула на себя одеяло и свернулась калачиком, готовясь заснуть, то по-прежнему чувствовала ее присутствие в комнате, словно могла сделать для нее еще больше. Словно я должна разъезжать по проселочным дорогам в своем фургоне, выкрикивать ее имя, клеить объявления о ее пропаже на каждом телефонном столбе, всякий день являться в полицейский участок до тех пор, пока они не пересмотрят дело и не сочтут, что, возможно, в отношении нее были совершены преступные действия. Я подумала о Фионе Берк, которая, как я это понимала, находясь среди теней, наблюдала за нами откуда-то сверху, о том, что я никогда не вспоминала о случившемся с ней вплоть до этой зимы. А должна была бы вспоминать. До чего же бессердечно — забыть о девушке и похоронить ее, хотя ее тело так и не обнаружено.

Я не допущу, чтобы такое произошло и с Эбби Синклер.

В пятницу в доме бойфренда Дины состоялась вечеринка по случаю ее восемнадцатилетия. В этот вечер я потеряла контроль над реальностью. Если вообще когда-либо имела его.

Во-первых, шум. На этот раз не только у меня в голове, но и вокруг. Вечеринка была бурной, как и хотела того Дина. Суета не заглушила постоянный шепот, звучащий в моих мозгах, но словно вытащила его наружу, сделала неистовым. Происходило столько всего, и, сидя на продавленном клетчатом диване с кружкой клюквенного сока, я была частью происходящего, подобно предмету обстановки.

Я совсем забыла, что кто-то мог видеть меня, и вздрогнула, когда две девушки из школы подошли и спросили, по-прежнему я с Джеми или уже нет.

— Подождите, а что, Джеми здесь? — удивилась я. — Вы его видели?

Они ответили, что он где-то поблизости, или же я решила, что они сказали это, но не успела я ни о чем спросить, как они отошли от меня, умудрившись непонятным образом забрать кружку, которую я держала между коленями и то и дело подносила ко рту.

И в этот момент вечеринка словно отдалилась от меня. Я оказалась совершенно непричастной к ней, как если бы ножницы отрезали страницу и удалили меня со сцены.

Я поняла две вещи: во-первых, в клюквенный сок, который дала мне Дина, вне всякого сомнения, было добавлено немало водки. И, во-вторых, никто из этих людей не заметит, если меня здесь не окажется.

Вспышка. Я исчезну, а они будут продолжать праздновать.

Это могло случиться со мной прямо здесь, на этой вечеринке, в этот самый момент: только что на диване сидела я, а затем никакой девушки на клетчатом диване не будет. Ее место окажется пустым. И через минуту-другую его займет кто-то еще. А я исчезну.

Я проверила, какая одежда будет перечислена на объявлении о том, что я пропала: черные ботинки; штаны карго; уродливая фланелевая рубашка, о которой я забыла, что она на мне; под ней серая футболка с треугольным вырезом и прорехой на плече; черная майка подо всем этим. Кто-нибудь вспомнит подобные детали, когда его спросят?

И вдруг я заметила ее, подвеску. Она не была запрятана под все слои одежды, как обычно. А красовалась снаружи, о чем я понятия не имела. Она висела у меня на груди. Поблескивающая молочным, словно пенящимся, цветом.

Я встала. Взяла куртку. Разумеется, меня никто не остановил. Сделала шаг по направлению к двери, и тут стало происходить неизбежное.

Это началось, когда я протискивалась сквозь толпу, чтобы добраться до двери, затем до крыльца, а затем до того места, где оставила фургон. Тени. Я обнаружила их в разных концах комнаты, у пола, рядом с вентиляционными отверстиями и под потолком, где штукатурка смыкалась с белыми стенами. Тени собирались в тонкие щупальца, подобные пальцам. Пальцы увеличивались у меня на глазах, скручиваясь в длинные, змееподобные руки. Тянущиеся ко мне. Я знала, что если окажусь ближе к ним, они схватят меня.

Может, такое видела каждая из девушек, когда приходило ее время. Одна из теней была теперь прямо над моей головой. Она могла наброситься на меня в любой момент. Могла упасть и забрать с собой.

Никто больше не видел их. Всем гостям было наплевать. Они осушали бочонки с пивом. Курили по углам. Танцевали под плохую музыку на вытертом ковре. Целовались, прислонившись к стенам. Лезли в драку у окон. Все как обычно на самой обычной вечеринке — с днем рождения, Дина, ты сделала это, — а тем временем на меня наступало нечто ужасное, готовое проглотить и заставить исчезнуть.

Не может быть, что мне пришел конец. Или может? Ведь есть люди, нуждающиеся в помощи, девушки, которых надо вызволить непонятно откуда, а потом присматривать за ними, девушки, которым я нужна здесь, живая. Разве не так? Мне необходимо покинуть этот дом. Я знала, какие горячие руки у теней, словно прямо из огня, как их хватка опалит меня через фланелевую рубашку и хлопковую футболку, и даже через майку под ними, и доберется до кожи.

Если этим рукам удается коснуться твоей кожи, значит, они добились своего — ты принадлежишь им.

Я лежала лицом в снег, перед моими глазами стоял ботинок. Во рту у меня было что-то влажное, но не язык. А насквозь промокший палец моей перчатки. Я, должно быть, обслюнявила его.

Вытащив перчатку изо рта, я выплюнула ворсинки и подняла глаза. На подошве ботинка была красная полоса, между шнурками застряли лед и снег. Рядом с ним стоял точно такой же ботинок, а где-то далеко вверху маячили плечи и голова на них. Голова тряслась от смеха.

Затем он протянул мне руку, и я ухватилась за нее.

— Давай я тебе помогу.

Это был не Джеми, но я знала смеющегося парня. Я разговаривала с ним совсем недавно и не имела бы понятия о его существовании, если бы не девушки.

— Ты набухалась, — сказал Люк Кастро — Люк — бойфренд Эбби Синклер. Он улыбался, говоря это, а мне не было видно его лица, и я не могла понять, шутит он или ему действительно есть до меня дело.

— Нет, — пробормотала я, — ты все не так понял. — Потому что это было правдой. Вовсе не кружка с клюквенным соком заставила меня выбежать из дома Карла, ну если только отчасти. Я помнила тени, нацелившиеся на меня и быстро опускающиеся вниз.

— Ну конечно, — съехидничал он. — Ты абсолютно трезва. В этом не может быть никаких сомнений.

— Все в порядке, — сказала я, отпихнула его руку и встала самостоятельно. При этом я шаталась и старалась скрыть это. — Ты друг Карла или как?