Роджер Хоббс - Призрак

Я вышел из машины. Был субботний вечер, около десяти часов, но «Ридженси» светился огнями, как в день Четвертого июля. С улицы доносились громкие звуки музыки и перезвон игральных автоматов. Звездный час Атлантик-Сити. Я посмотрел на часы.

Осталось восемь часов.

Я прошел через казино в главный вестибюль отеля. Мешок висел у меня на плече. Металлодетекторов на входе не было, так что я спокойно пронес оружие. Забавно, но деньги возвращались туда, откуда их похитили. Эта мысль подействовала на меня возбуждающе. Проходя мимо столов с рулеткой, я как будто заново переживал ограбление. И начинал понимать, почему некоторым так нравится возвращаться на место преступления. Это ощущение было сродни тому, что испытывает зрячий, находясь среди слепых. Я знал то, чего остальные не могли себе даже представить.

Дежурили три администратора. Перед стойкой собралась небольшая очередь. Я пристроился за группой туристов в белых пляжных рубашках. Когда подошла моя очередь, я выдавил самую лучезарную улыбку, на какую с учетом обстоятельств был способен.

– Я хотел бы взять ключ от номера.

– В каком номере вы остановились?

– Мы с друзьями в пентхаусе.

– На чье имя забронирован номер?

– Тёрнер, – сказал я.

Я инстинктивно оглядел этаж на предмет численности охранников и дежурных и незаметно поискал глазами камеры видеонаблюдения на потолке. Их было слишком много, этих маленьких черных куполов, они маячили через каждые пять шагов. Пока я торчал у стойки, меня «пасли» сразу шесть или семь камер. Администратор распечатала новую карту-ключ и с улыбкой протянула ее мне.

Я поднялся на лифте. На верхнем этаже располагался только один номер, к которому вел длинный коридор, упиравшийся в массивные двери красного дерева. Пентхаус. Я открыл дверь электронным ключом и вошел.

С порога открывался атриум в романском стиле. Его центр занимал бассейн со скульптурой поднимающейся из воды богини Юноны. Потолок поддерживали массивные дорические колонны, стены украшали фрески в псевдоантичном стиле. Завершал картину черно-белый мраморный пол. По обеим сторонам атриума располагались двери из красного дерева, которые вели в боковые помещения. Не могу сказать, что я удивился: от подобных эстетических пристрастий. Волка следовало ожидать чего-то подобного. Каждой своей деталью интерьер буквально олицетворял китч. От золоченых орнаментов и лепнины веяло шальными деньгами и показной роскошью.

За бассейном стояли двое мужчин в костюмах.

Они заметно отличались от тех подручных Волка, что я видел прежде. Элегантно одетые, модно подстриженные, ухоженные. Костюмы, явно сшитые на заказ, стильные очки в золотой оправе… Мое появление их, судя по всему, не удивило. В ногах у того, что стоял ближе к статуе, валялся черный рюкзак. Второй держал в руке девятимиллиметровую «беретту», которую вскинул мне навстречу, целясь в голову.

– Я пришел осуществить обмен, – сказал я.

Лайам Харрисон не умер.

Я ошибся, думая, что убил его. В то время мне казалось, что иначе и быть не могло. Не изобрели еще бронежилетов, способных выдержать прямое попадание из «магнума» сорок четвертого калибра. Черт, даже если бы я знал, что на нем бронежилет, все равно не сомневался бы, что уложил его. Пуля подобной убойной силы дробит ребра и в клочья рвет легкие. Теоретически Харрисон был дважды покойник.

Теоретически .

Впоследствии я часто возвращался мыслями к событиям того рокового дня. Иногда, проснувшись среди ночи, я снова, как наяву, секунда за секундой, переживал ту сцену. Меня до сих пор не покидает чувство, что там, в броневике, я оставил часть себя. Что я по-прежнему валяюсь на полу мчащейся вперед машины с ноздрями набитыми кокаином и тремя пулями, засевшими в бронежилете. Прошло немало лет, но память о том дне живет во мне. И я без конца говорю себе: прояви я чуть больше проницательности, многих бед и несчастий можно было избежать. Поведи я себя осторожнее, Джо Лэндис не погиб бы. И мне удалось бы сохранить личность Джека Делтона.

Поначалу я оправдывался перед собой. Откуда мне было знать, что Лайам Харрисон выжил? Разве мог я догадаться, что он уцелел после выстрела в упор и вычислил нас? Но по прошествии времени я попытался посмотреть на события с позиции Маркуса. Маркус терпеть не мог провалов. Организатор ограблений, он отлично понимал, что малейший промах чреват далеко идущими и трудно прогнозируемыми последствиями. Поэтому я не сомневался: наша с ним следующая встреча для меня будет последней. Он будет вынужден меня убрать. Только при таких условиях работала созданная им система.

Операцию «Азиатская рокировка» погубил всего один мой неверный шаг. Я совершил его, когда показал свой фальшивый паспорт полицейскому информатору. Ограбление провалилось не потому, что Маркус нас подставил. Не потому, что мы плохо спланировали операцию. И не потому, что разинули рот на слишком большой кус и подавились. Нет. Все рухнуло из-за бронежилета, фальшивого паспорта и пакета с соевыми чипсами.

Я захлопнул дверь норы и запер ее на замок.

Возвращаться в нору после ограбления запрещено. Это непреложное правило, нарушение которого допускается только в чрезвычайных обстоятельствах. Наше бегство с места преступления, сопровождавшееся гибелью не одного полицейского, поставило на уши весь город. Нас будут искать. Единственным местом, где я мог залечь хотя бы на несколько часов, оставалась эта убогая комнатушка за прачечной. Впрочем, я знал, что долго оставаться здесь мне нельзя. Копы вычислят мое убежище – скорее раньше, чем позже. Я навесил на дверь цепочку. Я должен что-то придумать, причем немедленно. Разработать новый план.

Накануне я тщательно уничтожил все следы своего пребывания в норе. Мыло и бритва, конечно, оставались на месте, но от одежды и личных вещей я избавился. Я прошел в спальню, включил радио и поймал волну местных новостей. Рядом поставил полицейский сканер, чтобы быть в курсе того, как продвигается расследование.

Наш план побега окончательно рухнул. Если полиции стало известно имя Джека Делтона, то им ничего не стоило установить, кто вместе с ним проходил таможню, и объявить в розыск всех участников операции. Погорели все фальшивые паспорта, не только мой. Полиция высматривала нас везде: в аэропортах, на вокзалах, морском порту и автострадах. Опасность подстерегала нас на каждом углу. Аэропорт превратился в западню. Вздумай мы только приблизиться к нему, и на нас мгновенно наденут наручники. У нас был единственный выход – разбежаться в разные стороны и выбираться из страны поодиночке.

Это означало, что я больше никогда не увижу Анджелу. Я отбросил эту мысль как несвоевременную. В последний раз я видел ее, когда валялся на полу в броневике.