Инна Булгакова - Век кино. Дом с дракончиком

— Она вас боялась.

— Надо думать. Я купил хозяйственную сумку (у бизнесмена в карманах обнаружилось пятьсот «законных» долларов и двести пятьдесят тыщ наших), честно переложил половину денег.

— И парик с гримом купили?

— Это позже, пришлось действовать.

— А почему именно такой образ — старик?

— Легче всего загримироваться и безопасней… кто на пенсионера подумает? Я вас запутал, признайтесь.

— Запутали. Но тогда в метро вы явились в своем истинном обличье?

— Так труп еще не всплыл. Не могу об этом вспоминать!

— Об убийстве?

— Да ну. О встрече в метро. Невыносимо, непостижимо! Я неудачник.

— Для меня непостижима Манон Леско! — вырвалось у Валентина.

— Как?.. О, верный образ, вы поняли. Натура чувственная, умеет любить без оглядки, да! Но папочкина струя, так сказать — деньги. Будь они прокляты! Я их не люблю, честно.

— Хладнокровнее надо к ним относиться. А вы боитесь, ненавидите — обратная сторона любви.

— А, ладно. Я отдал ей сумку, она впорхнула в подскочившую электричку, я двинулся на выход, хлынула толпа, кто-то вырвал у меня кейс и исчез за аркой… Я бросился в толпу, некий мужчина бежал впереди с кейсом… за ним, на эскалатор… Оказалось, кейс не тот, и не красный, а коричневый! Мы чуть не сцепились, но я опомнился, выбежал на улицу… Нет, не опомнился, а, наоборот — обезумел. Между «комками» стоит Даша. Я подкрался.

— Вы подумали: кейс у нее?

— Ну конечно! Нет, у нее в руках ничего не было. И вдруг я окликнул ее.

— Вы произнесли: «Дракончик!»

— Серьезно?

— Может, в шутку? Напугать?

— Не помню. Помню, что я окликнул ее.

— Так зачем?

— Я подумал… помешался на мгновение.

— Не на мгновение! — опять невольно вырвалось у Валентина. — Вы присвоили себе его имя.

— По-вашему, я сумасшедший?

— Вы на пределе.

— Это да, — охотно согласился убийца. — О чем я? Да, кейса не было, и я окликнул… на секунду в голове смешалось, что мне нужна помощь. Ну, тот первый вариант сработал. Конечно, я сразу сбежал, уверенный, что Манон Леско разыграла эту невероятную комбинацию с кражей моей доли.

— О Борисе вы не подумали?

— Я ж его не видел. Может, я зря ее убил?.. Но меня взбесило… не мог же я стерпеть — нельзя всю жизнь терпеть, терпеть! — что меня обвели вокруг пальца. Я должен победить, понимаете? Но сначала надо было дождаться опознания трупа.

— Вас опознали Даша и Боря.

— Серьезно? Нет, с Борей понятно… а Даша… Значит, я зря ее убил?

— Она жива.

— А, ладно. Я купил парик, грим (ну, тут я спец) и притаился в доме с дракончиком, здесь консервы и чай — целые запасы. Через три дня звоню домой (голос изменил, конечно — якобы из музея интересуются), Даша отвечает: Алеша убит, тело опознано, пятого декабря похороны.

— Даша ошиблась, да? Она не могла смотреть на мертвых после смерти отца. Боря, конечно, подыграл.

— Ага. Им одежду показали, документы, лицо изуродовано всмятку, туловище раздуто, и кольцо обручальное со своеобразной резьбой, старинное. Это я в последний момент спохватился, подарил покойнику.

— А ваш бритвенный прибор?

— О чем вы?

— По просьбе Марины (она паниковала и переигрывала), прибор отвез Серж в органы. На нем обнаружились отпечатки пальцев убитого. Он был на Смоляной двадцать восьмого ноября (подслушанная Сержем фраза по телефону: «Мы же утром договорились»). Насчет Америки, ясно?

— Ну и что?

— Выходит, он у вас дома побрился?

— Эта сладострастная женщина…

— Она мертва. Точно — побрился, здесь, должно быть, не успел. Марина вспомнила и подставила великолепную улику. Ведь она с ума сходила, что лежит в больнице и за нее действуют близкие. Вот почему я и говорю: Манон Леско была вашей верной союзницей.

— Была, не была… Что теперь? — Алеша задумался. — Я любил ее, но еще в молодости предчувствовал… Помните? «Мне дело — измена, мне имя — Марина, я — бренная пена морская».

По выстуженной комнате словно сквознячок прошел… не здешний, из выбитого окна, а другой, «инфернальный», так сказать. Случаются совпадения — как знаки судьбы. «Кавалер де Грие, напрасно вы мечтаете о прекрасной, самовластной, в себе не властной сладострастной своей Манон». Чтоб разрушить «мистическое молчание» (как тут не вспомнить Жанну?), сыщик и убийца одновременно закурили, сблизившись лицами в золотом отблеске свечи.

«Мистическое молчание» миновало (или продолжилось) в безумной исповеди:

— Я жаждал ее уничтожить как предательницу. И специально пришел на похороны — убедиться в своем достойном погребении! Ведь тогда по телефону она дала слово, что тело сожгут.

— Да, она бредила: «Алеша, прости! Надо сжечь, урну закопать…» О последних словах я как-то не задумывался, принимая уж совсем за безумные… Это ваш старый друг добился для Марка христианского обряда, за немалые деньги. А Дмитрий Петрович при прощании почуял нечто «потустороннее» — подсознательно признал в покойнике своего компаньона. Вы пришли на кладбище с другой процессией, под звуки Альбинони?

— Великая скорбная музыка вполне отвечала моменту — кому из живых довелось присутствовать на собственном погребении! Я был потрясен, увидев гроб в цветах… ведь ловушка приготовлена на всякий случай… чуть что — эксгумация!

— Да кому это нужно! Элементарная логика…

— К черту логику! Я знал — передо мной враг. И кто там в могиле с матерью лежит, а? Я был потрясен и чем-то себя выдал… не знаю… жестом, движением, взглядом… Она меня узнала — глаза ее, ярко-синие, вспыхнули ужасом. Ну, понял: борьба предстоит серьезная.

— Вы боролись с самим собой, дракончик. И за что боролись?

— Покарать предателя.

— И денежки прихватить?

— Это мои деньги, я за них душу погубил. Главное, я не мог понять, кто ее сообщник, ведь у Даши кейса не было. Но, зная Манон Леско, был твердо уверен, что деньги она из рук не выпустит, в банк такую сумму не рискнет поместить, побоится.

— Она могла обратить доллары в какую-то ценную вещь и носить с собой.

— В этом направлении я и размышлял. После похорон я ждал ее тайком у музея, день, второй, третий… нет и нет. Позвонил туда, говорят: в больнице с сотрясением мозга. Приговор откладывается. И вот выписывается пятого января, шестого выходит на работу. Я следил за ней… Кругом люди, а Суворовский бульвар пустынный, темный. Я собирался вырвать сумочку.

— Убить?..

— Я ж не сумасшедший… в центре города, в пять часов дня. Все своим чередом. Я шел по параллельной аллее, как вдруг она обернулась, что-то сказала: за ней, оказывается, прет дюжий мужик с мордой мафиози из боевика.

— Она вас, конечно, заметила и с ходу воспользовалась мною.

— Да уж, ловкости Марочке не занимать. На другой день из пивного подвальчика я наблюдал за домом, уверенный, что эту самую «ценную вещь» после встречи на бульваре она с собой носить не будет. Днем вышли вы (понятно, думаю, поселила у себя гангстера). А под вечер сестрицы выезжают на «волге», я сдуру решил: к кому-то Рождество справлять. Путь свободен!