Людмила Феррис - Смерть в белом халате

— Вот, Сорнева, никто ведь не оценит, в каких античеловеческих условиях мы работаем. Жаримся, как папуасы.

— Папуасы не жарятся, они привыкшие, — отмахнулась Юля.

— А я не привык, я человек сибирский, мне жарко. Все для народа, значит? А народ холодное пиво пьет и над нами посмеивается!

На горячую линию был отведен час. Первые десять минут звонки раздавались редко, но потом начали усиливаться в геометрической прогрессии. Журналисты беспрерывно говорили по телефону и фиксировали для себя информацию кто в блокноте, кто сразу на компьютере.

— Юля, это ты?

Юля сразу узнала голос постоянной читательницы Анны Павловны Колокольцевой, Юля уже помогала этой пожилой женщине.

Анне Павловне не повезло, ее дом попал в список региональной программы капремонта, да не просто попал, в доме уже начали перекрывать крышу. Бригады менялись одна за другой, а ремонт не двигался. Квартира Колокольцевой находилась на последнем этаже, и два месяца бабушка жила при разобранной крыше, когда шел дождь, ей приходилось выносить воду ведрами. Юля широко осветила эту проблему в прессе, и социальная служба предложила Анне Павловне переехать на время ремонта в другую квартиру.

— Я решила никуда не ехать, Юлечка, — бодро сообщила Колокольцева. — У меня вчера мэр был, сказал, что берет работы по ремонту в нашем доме под личный контроль.

— Анна Павловна! Мы же с вами договаривались, что вы на время ремонта переедете. Там жить опасно!

— Я войну пережила, что мне капремонт! — гордо заявила бабушка. — Только вот не могла бы ты с ребятами ко мне приехать сегодня? У меня с потолка люстра упала.

— Анна Павловна! Как люстра упала? Вы не пострадали? Конечно, мы приедем. Только это будет не раньше чем через час, мы должны закончить горячую линию.

— Я подожду, Юлечка. Подожду. Главное, ты про меня не забудь.

— Конечно, не забуду, Анна Павловна.

Потом Юля принимала еще звонки, записывала контакты читателей. Егор Петрович оказался прав, теперь материала на три газетных выпуска наберется: историй хоть отбавляй, и все с новизной. А пока Юля размышляла, как уговорить Колокольцеву переехать из опасной квартиры.

— Я могу поговорить с Юлией Сорневой? — раздался в трубке новый голос, приятный женский, но очень требовательный.

— Я вас слушаю, — вздохнула Юля. Она знавала таких инициативных дамочек. Сейчас женщина будет назидательно говорить о том, что нет в городе культуры, что реклама заполонила собой все уголки. Темы хорошие, но бесперспективные. Широко шагаешь, как известно, штаны порвешь.

Но звонившая вдруг как-то жалобно вздохнула и произнесла:

— Вы извините, конечно, что я к вам… Но я должна кому-то сказать. Скоро может произойти убийство.

Юля поняла, что женщина не шутит. Может, у нее такая реакция на жару, перегрелась на солнце?

— А вы в полицию обращались? — поинтересовалась Юля.

— Нет, там меня за сумасшедшую сочтут. Я читаю ваши статьи, Юля, мне кажется, что вы честный человек.

— Спасибо, конечно, за доверие, но я журналист, и моя работа — писать. Я не занимаюсь преступлениями, тем более теми, которые произойдут. Может, вам все-таки позвонить в полицию?

— Его завтра хотят убить! Сделайте что-нибудь! — воскликнула женщина.

— Кого? Кто и кого хочет убить?

— Они хотят убить Германа Николаевича Архипова, главного врача городской больницы!

— Архипова? — телефон задрожал у Юли в руке.

Вот только нового расследования журналисту Сорневой сейчас не хватало!

Евгения Олеговна Шумская любила утро, когда дома никого не было. Муж уходил на работу рано, сын убегал в тренажерку, а оттуда сразу в институт, и она спокойно поливала цветы, которых в квартире всегда было много. Евгении Олеговне нравилось, когда дом наполнен яркими красками, особенно она любила фиалки. Ей казалось, что даже названия сортов фиалок звучат словно музыка: Жемчужина Нила, Голубой Дракон… Это очень кропотливая работа — выращивание фиалок: полив, подкормка, влажный климат, словом, настоящее искусство. Но понимаешь, что все это не зря, когда из зеленых махровых листьев появляются нежные маленькие букетики.

Уделив внимание своим цветам, Евгения пила кофе и планировала день. В июне у нее зачеты для заочников, и там особых проблем не будет, — в предмете «культурология» студенты-заочники понимают столько же, сколько она в «деталях машин». Шумская дала им темы для рефератов, которые они благополучно скачают из интернета. Но она дама коварная — рефераты читает полностью, от начала до конца, и по ним вопросы задает, о чем и предупреждает своих дорогих студентов заранее, чтобы они обязательно ознакомились с работами перед зачетом. Увы, современному студенту не до культурных ценностей средневековой Европы или традиций Древней Греции: ему нужно зарабатывать на жизнь, и он не внемлет объяснению, что его жизнь станет лучше, если он узнает культурные традиции первобытного общества. Но Евгения Олеговна считала, что зачет есть зачет, и если вы хотите получить автограф преподавателя, будьте добры, постарайтесь.

Евгения Олеговна с улыбкой вспоминала, как потеют заочники, когда она читает их же рефераты и задает по ним простые вопросы, ответы на которые можно найти тут же, в тексте.

— Что такое становая солидарность в рыцарской культуре? Что для вас ближе: массовая или элитарная культура? Что такое готический и романский архитектурные стили?

Если студент вздыхал и молчал, то Шумская отправляла его читать свой, скачанный из интернета, реферат. И пусть она понимала, что заочник и не вспомнит через час слово «культурология», но у нее были свои принципы и отступать от них Евгения Олеговна не собиралась.

Не красота спасет мир, а культура и духовное наследие. Доцент Шумская в этом была уверена, как и в том, что Достоевского цитируют неправильно. У Федора Михайловича есть такая фраза: «Мир спасет красота», а говорят обычно «Красота спасет мир». Но смысл фразы совершенно меняется. В первом случае имеется в виду, что внутри мира есть нечто — красота, которая может его спасти. Ей это уточнение очень нравилось.

У дневников, то есть у студентов дневного отделения, Шумская преподавала другой гуманитарный предмет — журналистику. Это неосведомленному кажется, что между культурологией и журналистикой большая пропасть. На самом деле любой печатный орган: журнал то или газета, есть орудие формирования культуры нации, не больше и не меньше.

Сегодня у Евгении Олеговны была последняя лекция в группе «оэсок» — так ласково в университете называли специальность «связь с общественностью», и завершалась лекция интервью с известным человеком. На интервью согласился главный врач городской больницы — Герман Николаевич Архипов. Шумской удалось с ним договориться через знакомую журналистку из местной газеты Юлю Сорневу.