Людмила Феррис - Смерть в белом халате

А еще он решил, что, после того как утрясутся вопросы с ремонтом, он вплотную займется отделением онкологии и выбьет туда новое оборудование лучевой диагностики. Весь мир давно уже работает по новым технологиям, вооружаясь методиками ядерной медицины, а в провинции продолжают лечить по факту: никакой ранней диагностики тут нет. Больнице необходимо современное компьютерное обеспечение, тогда и можно говорить о новых лучевых технологиях. Но найдутся ли в министерстве деньги на оборудование? А если найдутся, кто будет на нем работать? Квалифицированных кадров мало.

Архипов распрощался со строительным куратором и пошел к себе в кабинет, ему хотелось побыть одному.

— Герман Николаевич, что-нибудь случилось? — его секретарь Галина Ивановна чувствовала настроение начальника за версту. — Доконает вас эта стройка, вон вы даже медсовет отменили.

— Отменил, Галина Ивановна, отменил.

Говорить помощнице настоящую причину своего решения Герман не хотел. Что-то еще неладное происходит в отделении пульмонологии: в документах все время путаница, с потоком больных врачи не справляются. Конечно, завотделением Роза Викторовна Ерашова — женщина суперактивная, ее энергией можно растопить айсберги, но только эту энергию все время нужно направлять в нужное русло. Жены больших начальников, а у Розы муж важная шишка на военном заводе, иногда подменяют понятия — дом-работа. И ведут себя «женами начальников» на производстве, скандалят с коллективом, выясняют отношения, не терпят, когда им возражают. А какая она была милая скромница, когда после мединститута пришла на работу. Архипов тогда нахвалиться на молодого доктора не мог, даже жена немного ревновала.

— Ты со своей Розой носишься как с писаной торбой!

— Ну, на торбу она не похожа, — отшучивался Герман.

— Смотри, Архипов, я долго ее взгляды терпеть не буду.

Герман только посмеивался, он любил жену. Куда он без Тайки? Он так долго добивался, чтобы Таечка стала его женой. Все у него получилось, только вот рад ли он? Детей Таисия не захотела, и он не смог ее убедить, да и, несмотря на то что Тая сама доктор, здоровье у нее неважное, головные боли мучили.

Роза Ерашова стала уникальным доктором — торакальным хирургом и порой оперирует не только легкое, но и молочные железы с пищеводом.

Она и судьбу свою нашла на работе, в отделении. У мужчины был диагноз «обструктивный бронхит», к тому же на фоне серьезной депрессии, связанной со смертью супруги.

Диагноз «депрессия» почти так же популярен в народной самодиагностике, как и «насморк», но с большим начальником была совсем другая история. Мужчину постоянно угнетало чувство вины за то, что не сберег жену, он страдал от одиночества. Организм отреагировал на депрессию по-своему: затрудненным дыханием, мучительным изматывающим кашлем и бронхоспазмами. Так совпало, что Роза Викторовна была не только хорошим врачом, но и красивой женщиной. И можно только догадываться, что активней повлияло на выздоровление больного. А вскоре они с Розой сыграли свадьбу. Архипов тогда на утренней планерке публично поздравил новоиспеченную госпожу Ерашову с бракосочетанием и пожелал счастья. Коллеги захлопали, а Роза вспыхнула как цветок ее имени. Очень скоро Архипов назначил ее заведовать отделением, и дело было совсем не в статусном муже, а в том, что Роза Ерашова как нельзя лучше подходила на эту должность.

Архипов был уверен в том, что женщины, когда выходят замуж, становятся более спокойными, мудрыми, взвешенными. Они знают, что после нескольких часов, проведенных на работе, им нужно сохранить в себе силы, чтобы не огорчить невниманием тех, кто их ждет дома. Они вынуждены уступать и идти на компромиссы. Но теперь Герман наблюдал, что у Розы Викторовны происходила другая история: из милого и всепонимающего доктора она превращалась в злобную, скандальную стерву, как будто осталась в старых девах, не меньше. Медсестры и другой персонал шептались у Розы за спиной, что вышла она за «папика» по соображениям финансовым, да, видно, счастливой жизни не получалось, иначе отчего такая красавица стала нервной и срывается по каждому поводу?

Герман собирался выяснить, что же происходит с Розой и в ее отделении, потому что был уверен, что это звенья одной цепи.

— Травяной успокаивающий чай. — Галина Ивановна знала, что ему нужно.

— Спасибо.

Герман так и не мог придумать, как ускорить поступление денег на ремонт стационара. Может, куратор прав, стоит написать письма-жалобы, письма-просьбы. Сходить к мэру на прием. А то он лечит всю администрацию, а что толку?

Архипов вдруг вспомнил, как он первый год своей профессиональной деятельности работал на «Скорой». Вызов был поздно ночью — гипертонический криз. Бабушка, которую он приехал спасать, вдруг спросила:

— А вы Маяковского любите?

Герман даже растерялся и переспросил:

— В смысле, поэта?

— Ну да, Владимира Владимировича Маяковского. Я учительница литературы.

Он не выдержал и рассмеялся — ночь, гипертонический криз и Маяковский, это был перебор.

— Я сегодня нашла его стихотворение, — продолжала бабушка, — «Мразь» называется, очень современное. — И она начала читать с выражением:

Тогда Герман поставил пациентке успокоительное. А сейчас вдруг вспомнил ту бабушку и строки Маяковского. Может, это был ему знак какой, а он просто не понял, и теперь в его больнице берут взятки, а старушка-учительница хотела его предупредить.

Чай от Галины Ивановны не помог. Герман знал, что ему поможет — только деньги на ремонт стационара, которые он ждет. Это его единственное лекарство.

День не задался с утра, хотя вечер накануне об этом предупреждал. До Анны Павловны Колокольцевой Юля с Вадиком Тымчишиным и верстальщиком Володей все-таки добрались. Старушка встретила журналистов со слезами на глазах.

— Бросили меня все, бросили!

— Анна Павловна, вам же предлагали переехать, — растерялась Юля.

— Куда переехать, Юля?! Мне умирать пора, а не переезжать.

— Ну что вы такое говорите!

— Говорю что есть. Помереть спокойно не дают! Вот она, чертова кукла, — Колокольцева пнула лежащую на полу люстру. Стекло зазвенело, рожки закачались.

Володя с Вадимом подняли люстру с пола.

— Давай мне подавай, а ее на крюк подвешу, — Вадим пододвинул стул и залез на него. Вова взял люстру, начал было подавать, но случайно толкнул стул, и на полу образовалась куча-мала: двое мужчин и висячий светильник, вернее, то, что от него осталось.

— О господи! — Юле только и оставалось всплеснуть руками. Все три плафона люстры раскололись на большие куски, сиротливо торчали рожки и провода.