Юлия Алейникова - Медальон Великой княжны

— Вранье это все! Вранье! — Не выдержал Сергей Александрович, и Кирилл испуганно замолчал. Не перегнул ли он палку, и что этому старому безумцу может в голову прийти? — Мой дед честно воевал, он награды имеет, у него ранений штук пять было!

— А никто и не спорит. Воевал он честно, за чужие спины не прятался. — Подтвердил Кирилл, и Сергей Александрович опустился обратно на стул. — А вот друга своего сдал. Из-за медальона сдал. Жадность в нем дружбу победила, — многозначительно проговорил Кирилл, но старик, похоже, пропустил это замечание мимо ушей. — Так вот, встретились три старых знакомых в Ялте, и пришлось вашему деду вернуть медальон его законному владельцу. Только вот недолго пришлось Павлу Лушину радоваться. Спустя четыре дня после памятной встречи украли у него медальон. Буквально сорвали с шеи. Прогуливался он поздним вечером по дорожкам санаторного парка, налетел на него кто-то из кустов, толкнул сильно, так что у Лушина в глазах потемнело, сорвал медальон и был таков. Вызвали милицию. Стали искать, даже вашего деда проверяли, а только ни вора, ни медальона не нашли. Так Павел Лушин и умер, горюя о самой своей большой драгоценности в жизни, которую сберечь не сумел.

— Курносов, сволочь, украл, не иначе! — Презрительно процедил сквозь зубы Сергей Александрович.

— Совершенно верно, — согласно кивнул Кирилл. — Заговоренная вещь ни у кого подолгу в руках не задерживалась. Пожалуй, вот только у Курносова. Удивительно, правда?

— Ничего удивительного не вижу. Ворье, — жестко обрубил старик.

— Не скажите. Человек он был неплохой. Честный. Герой войны. Товарищ надежный. Хороший руководитель. Это я не просто так говорю, — пояснил Кирилл, — я воспоминания знавших его людей раздобыл, с родными встречался. Но вот медальон этот был единственной его… слабостью, что ли? Не мог он без него жить, на все был готов, даже украсть. И умер он тоже с ним. А вот хоронить с ним медальон почему-то не стали. Достался он по наследству его последней жене, с которой он, кстати, в том самом санатории в шестьдесят третьем и познакомился и которая уехала на следующий день после ограбления и увезла из Крыма тот самый медальон, сама о том, конечно, не зная. Потому при обыске в его чемодане милиция у него ничего и не обнаружила, а о серьезных намерениях Курносова по отношению к отбывшей курортнице никто не догадывался. Так что Василий Петрович Курносов после обысков и извинений преспокойно к ней через несколько дней в Ленинграде присоединился. Так вот все и сложилось. После смерти Василия Курносова медальон перешел к его жене, а после жены его, Альбины Сергеевны, — к ее сыну Дмитрию, кстати, дамочка была дворянского рода, а сын ее так и вовсе урожденный князь Щербатов, ирония судьбы. Курносов всю свою молодость боролся с классовыми врагами, а в конце жизни женился на княгине. Так вот медальон этому самому сыну и достался. С ним и похоронили. Подумали, наверное, что медальон фамильный, по линии князей Щербатовых передавался. А уж Крот его в фамильном склепе Щербатовых отыскал.

— Да, интересная историйка. Занимательная, — покивал головой Сергей Александрович. — Только чушь все это. И к делу не относится. Так что хватит мне зубы заговаривать. Медальон давай.

«Вот и все», — подумал Кирилл, которому ни на миллиметр не удалось ослабить узлов. Но жажда жизни, а может, обыкновенная жадность и нежелание возвращать медальон заставляли его упорствовать.

— Сергей Александрович, — проникновенным голосом проговорил Кирилл, — вы же хороший человек, добрый, честный, вы такую жизнь прожили длинную, вас все любят, уважают. Подумайте: зачем вам все ломать из-за какой-то безделушки? Ваш дед был сломлен свалившимися на него невзгодами, и его попытка все списать на медальон — своего рода проявление психического расстройства. Ну, сами подумайте, как золотая вещица могла сломать ему жизнь? Никак. Мы сами строители своей судьбы, только мы можем сломать ее или поправить, — горячо убеждал Кирилл. — У вас хорошая жизнь, зачем ее портить?

— Эк ты, голубь, заливаешься! Только непонятно, если вещица такая пустяковая, что ж ты в нее так вцепился? Отдал бы, да и дело с концом, — с насмешкой предложил Сергей Александрович.

Он был прав. Но Кирилл по какой-то непонятной причине готов был скорее умереть, чем отдать ему медальон.

— А что будет, когда вы его получите? — спросил он неопределенно.

— Отпущу тебя. Что еще? Я же не душегуб, гуляй, — пожал плечами Сергей Александрович.

Но Кирилл ему не поверил, глазам его не поверил. Нехорошие это были глаза, черные, словно мертвые, ничего в них не прочтешь.

— У меня нет медальона, — твердо проговорил Кирилл. — Ордена были, а медальона нет. Кротов его забрал перед смертью.

— Значит, по-хорошему не хочешь, — вздохнул старик, берясь за скотч.

— Сергей Александрович, вы хоть понимаете, что вы делаете? — Засуетился Кирилл. — Вас все равно поймают! Настя обо всем узнает, что вы ей скажете? Мы же пожениться собираемся!

— Настя погорюет и получше себе найдет, а поймают меня или нет, это еще бабка надвое сказала, — бесстрашно, с философским спокойствием проговорил Сергей Александрович.

— Но у меня нет этого проклятого медальона! — со слезами в голосе воскликнул Кирилл.

— Врешь. Врешь. Настя его у тебя видела. И откуда бы ты столько знал о нем? — Погрозил ему пальцем Сергей Александрович.

— Павел Лушин мой прадед, — после секундной заминки проговорил Кирилл. — Эту историю с медальоном у нас в семье все знают. И про расстрел царской фамилии, и про остальное. Может, из-за этого и отец мой, и я стали историками?

— А чего не следователями? — насмешливо поинтересовался Сергей Александрович.

— Потому, что мы не медальон отыскать хотели, а просто разобраться в истории, в истории страны. В истории людей. Понять, кто же был прав в том вселенском катаклизме, который разразился в нашей стране сто лет назад.

— Ах, в катаклизме хотели разобраться, — с откровенной издевкой проговорил Сергей Александрович. — Разобрались?

— Во всяком случае, попробовали, — сухо ответил Кирилл.

— Вот и хорошо, а теперь будем делами заниматься, — отрывая кусок скотча, проговорил старик.

Кирилл был так напуган его настойчивой неторопливостью, так близок к панике, что, скорее всего, отдал бы бесценный медальон, если бы ему не заклеили рот.

И, самое смешное, едва чокнутый старикашка заклеил ему рот, он тут же спохватился и понял, что должен был не кормить мерзавца байками, а орать во все горло, пока имел такую возможность, и звать на помощь. Благо слышимость в блочных домах замечательная, вдруг бы кто и откликнулся на его вопли? Но все это были лишь запоздалые сожаления. Теперь он даже стучать в пол ногами не мог, потому что Настькин дед предусмотрительно привязал его ноги к стулу.